Юлия Цхведиани - Просторы любви. Премия имени Н.С. Гумилёва

– Эх, жаль! Вы сидели рядом почти три дня, говорили на английском и итальянском языках с персоналом. Я думал, что вы немка или шведка, судя, простите, по вашим формам. Могли бы мы с вами еще поболтать, а то завтра утром мы улетаем домой, передаем детей их родителям.

Воспоминания меня накрыли с головой. Я не могла себя больше сдерживать.

Мне захотелось, чтобы и Гарик оказался на одной со мною волне чувств и воспоминаний. Я сняла очки, развела руками, как бы извиняясь за то, что предстаю перед ним не в самом презентабельном виде по такому невероятному случаю и тихо произнесла:

– Гарик! Ты будешь смеяться, но это я – та самая Юля…

Последовала немая сцена узнавания. Мы, два полных взрослых человека, фактически голые, встали, подошли друг к другу и крепко обнялись. Два чужих человека, молча стояли, обнявшись, и тихо, как два сентиментальных болвана, роняли слезы. Почему мы расплакались? Сразу и не ответишь… Наверное, от того, что так быстро пролетели эти более чем сорок лет, что прошла целая жизнь, что, слава богу, все-таки живы и что довелось опять встретиться…

При этой сцене публика на пляже от недоумения зажужжала, внуки стояли, открыв от удивления рты, и деликатно молчали.

– Юлечка! Слушай, какое счастье, что я выругался, а то бы так и просидели рядом и не узнали бы друг друга. Постой! Я сейчас все придумаю и организую. Первым делом отведу ребят на обед. Ты идешь? Покормлю, отведу их в номер, чтобы переждали жару. Я и так сам с ними сгорел дотла… Включу им телевизор, пусть смотрят мультфильмы… Сам же спущусь в холл и буду тебя ждать. Один день, всего один только день и даже не день, а остаток дня! Давай посидим, вспомним все вместе. Боже мой, как же я рад тебя видеть! Да ты и не изменилась совсем, сейчас я тебя окончательно узнал!

– О чем ты говоришь? Не сняла бы очки, ты бы меня и не узнал! Давай, давай, иди с детками обедать, я тоже пойду обедать, а через два часа встретимся в холле.

В моей душе творилось что-то невероятное. Я поднялась в свой номер, приняла душ, легла на кровать и провалилась в воспоминания сорокалетней давности.

Мы познакомились через друзей. Случайное знакомство. Семья Гарика готовилась к отъезду в США. Он уже редко посещал занятия в институте. Был на седьмом небе от предвкушения новой жизни. Уезжали они в Нью-Йорк по приглашению какого-то богатого родственника. Все для них было готово. Квартира, работа, учеба. От них требовалось только знание английского языка. Гарик бурно прощался с московской жизнью. Семья продавала остатки своего имущества, и Гарик погуливал на эти деньги. Носился по всей Москве, встречался со всеми, прощался со всеми, ходил в театры и кино, на выставки, в кафе. Он наслаждался тем временем и пытался навсегда запомнить московскую жизнь. Тогда-то мы и познакомились в какой-то компании. И начали с ним встречаться. Он все время говорил мне: «Знаешь, Юлька, я, ведь ничего не могу тебе предложить. Дядя даже невесту мне нашел в Нью-Йорке. Между прочим, очень красивая и богатая девушка. Я должен на ней жениться».

А мне ничего и не надо было от него. Я сама была в это время влюблена в другого молодого человека, и это его даже подзадоривало. Мы прекрасно проводили время. У нас было много общего – взгляды, увлечения, друзья. Я тоже тогда мечтала уехать куда-нибудь из России – на все четыре стороны. Легкое воздушное беззаботное общение двух молодых людей в течение какого-то месяца. И этот месяц подходил к концу. Я все больше привязывалась к Гарику, а он все больше влюблялся в меня…

И был один день, который навсегда запомнился мне, и я более чем уверена, что и Гарику – тоже. Он-то и вспомнился мне в этот жаркий августовский день в Италии сорок лет спустя. Гарик, я уверена, тоже вспоминал именно этот день.

…Было самое начало октября. Стояла ясная прохладная осенняя погода. Нас, студентов, направили сгребать в большие кучи желто-оранжевые, опавшие, но еще не окончательно пожухшие листья на склоне Ленинских гор. Эдакий «субботник» посреди рабочей недели. Мне вспомнился вкус этого прозрачного осеннего воздуха. Запах опавшей, но еще свежей листвы. Ни единого дуновения ветерка. Мы наработались, немного замерзли и пили из термосов чай. Девочки, забывшие дома перчатки, с горечью осматривали свои озябшие и натруженные руки с буквально на глазах надувавшимися на них мозолями. Мальчишки сбежали первыми, не дождавшись дворника, принимавшего у нас работу. Наверняка пошли пить пиво в парк Горького. Девочки, как более дисциплинированные, стояли у больших куч с желтыми листьями и ждали разрешения покинуть место столь ответственного и нужного Родине труда.