Ирина Ракша - Письма чужой жене

– А белый костюмчик «с искрой» тоже всех поразил?

– А у костюмчика судьба особая. Вот посмотрите, на этих фотографиях. Это я как раз в нём. А рядом Носов. Евгений Иванович. Он же ваш, тоже курянин. Вы ведь им тоже интересовались? – я подаю журналистке заранее приготовленную пачку фотографий. Они чёрно-белые. В те годы цветных ещё почти не было. – Порой смотрю, и самой не верится. Как в другой жизни. Цветы, кольца, свидетели. Потом я уж никогда не видела его, Женю, таким сияющим… (Фото 13.)

Дина жадно рассматривает фотографии. Одну за другой.

– Да и вы сияете. Видно, закружил вас водоворот любви.

– О нет, не сразу. Сначала Носов мне совсем не понравился. Случайно заметила его в столовой в переделкинском Доме творчества. Какой-то грузный дядечка под полтинник. Крупная голова, крупные черты лица, ноги худые, высокие, как у лося. И ходил прямо, выпятив грудь колесом. Такая уж у него была грудь. Если опускал голову, то подбородок упирался прямо в грудную клетку. И руки крестьянские, некрасивые, но сильные. Помню, всё время издали со своего стола поглядывал в мою сторону. А я как бы не замечала. (Фото 14.)

В Доме творчества зимой всегда много писателей. Со всей страны. Жили, творили, знакомились, искали контакты в столичных издательствах. Напечататься старались. А Переделкино от Москвы близко. И автобусы ходят, и электрички до Киевского вокзала. И потому прозаики и поэты именно в Переделкино съезжаются со всех республик. И писать, и, как теперь говорят, «тусоваться». Все знакомятся, у всех общее окружение. Свой круг. И для Жени Носова в 72‐м это навсегда стало его московским окружением.

Три раза в день мы ходили на первый этаж в ресторан питаться. Но днём на этажах царила тишина. За каждой дверью на разные голоса только пели-стучали пишущие машинки – «Эрики», «Консулы» и «Колибри». И этот стук говорил, что писатели множат «нетленку». Свои нетленные строки творят. И я тоже творила. Без устали барабанила по клавиатуре.

А этот «курский лось» начал мне мешать. Изо дня в день стал подозрительно часто встречать меня всюду. И улыбаться, и кланяться. То по вечерам в холле у телевизора, то в коридорах на красных ковровых дорожках, ну а в столовой уж и подавно! Сперва он сидел за дальним столиком у окна, а когда за нашим столом освободилось место (Чингиз Айтматов с женой уехал к себе в Киргизию), он неожиданно пересел, возник рядом, заняв его место. И теперь мы сидели втроём: я, Носов и великая коммунистка-беллетристка, прозаик Мариэтта Сергеевна Шагинян, писавшая свой очередной том «Ленинианы». Почти все вокруг перед ней заискивали, а мы, соседи по столу, стали с ней как бы накоротке. Её романов я, каюсь, тогда не читала. И видела в ней седую маленькую старушку-армянку с седыми смешными усиками и бровями. (Фото 15.)

А Евгений Иванович оказался дамским угодником. Был постоянно улыбчив, вежлив, предупредителен. Ещё бы! Рядом сидели две такие разные и такие очаровательные дамы. Как же мужчине не покрасоваться, не попавлиниться?

А мне было совсем не до флирта. Я готовила для издательства «Советская Россия» новую книгу своих рассказов. Уже четвёртую в моей биографии. А предыдущую, «Скатилось колечко», я принесла как-то к ужину и с автографом подарила Носову. Назавтра он сказал радостно: «А ведь я знаком с вашим творчеством. У нас в Курске продавалось ваше “Колечко”. Я и в периодике вас читал. Она и издана хорошо. Прекрасные иллюстрации. Вижу, ваш муж-художник ещё и график!.. Я тоже люблю рисовать… И предисловие Михаила Светлова яркое. Хорошо иметь такого покровителя в литературе». Добавил, правда: «Хотя я бы о вас написал и больше, и лучше. Во всяком случае – подробнее».

– Светлов не покровитель, – возразила я. – Он друг моего отца. К нам на алтайскую целину со своими студентами приезжал.

А наутро, к завтраку, Евгений Иванович принёс мне свой сборник рассказов «Красное вино Победы». Мы удивлённо обрадовались, что наши книжки вышли одновременно, в один и тот же прошлый, семьдесят первый год. В одном и том же издательстве. Что мы ходили с ним по тем же коридорам и кабинетам, общались с одними и теми же редакторами, но почему-то тогда не встретились. Видно, было не суждено. А вот сейчас передо мной ежедневно сияло его счастливое лицо, как говорится: «Бог дал».

Итак, за столом мы сидели рядом, тарелки и хлеб были рядом, в номерах наших, что на втором этаже, на письменных наших столах лежали наши книги, словно дары волхвов. И с рокировки этих двух книг для нас обоих началась какая-то иная жизнь.