Ольга Пустошинская - Лёшенька. Часть первая

– Как рука поднялась у сироты кусок хлеба отнять? Тьфу! – сплюнул отец.

Мать вздохнула:

– Что теперича говорить? Не помрём… Яша, в школу опоздаешь – учитель заругает.

– Не заругает, он добрый! Не опоздаю! – отозвался Яшка, но всё же стал торопливо натягивать школьную рубашку.

Хлеб в ларе быстро заканчивался. За обедом хлебали мучную болтушку, сдобренную малой толикой постного масла, отец с матерью отрезали себе почти прозрачные ломти ржаного хлеба, оставляя куски потолще детям. Отец хмурился и двигал бровями – это означало, что мысли у него были невесёлые.

Однажды Лёша возился с Зайкой, неожиданно бросил игру, с кряхтеньем натянул валенки и снял с гвоздя шубейку.

Мать чистила у печи картошку, увидела и заволновалась:

– Лёшенька, ты куда?

– Надо-тка. Мама Соня велела.

– Господи! Полинка, дочка, скорее беги за ним, не пускай одного… мал ещё!

Полинку два раза просить не надо, она мигом оделась и выскочила за порог.

– Лёшка, постой! Мамка не велела одному ходить! Да погоди, дай платок завязать!

– Мама Соня сказала, что надо торопиться, – серьёзно ответил Лёша.

– Да куда ты идёшь-то?

– На дорогу. Мама велела идти и ждать.

Они пошли вместе. Полинка вслух недоумевала: ну что им делать на дороге? Пусто там, редко какая лошадёнка проедет, только нищие с котомками ходят, мастеровые да солдаты с тощими вещевыми мешками. Но едва договорила, как послышался скрип полозьев, и на дороге показалась запряжённая в сани заиндевевшая лошадь. Незнакомый возница скользнул по Полине и Лёше равнодушным взглядом и уткнул нос в воротник.

Вдруг какой-то пакет выпал из саней, полозья поддели его, и кулёк покатился в занесённую снегом канаву.

– Что-то упало, – сказала Поля и прыгнула туда, где темнела пробоина, провалилась в рыхлый снег по пояс. Голыми стылыми руками нащупала куль, с трудом вытащила его на дорогу.

– Это овсяная мука, – определила Полинка, лизнув ладонь, – да тяжёлый какой кулёк… фунтов пять, а может, и десять.

– Остановим того дяденьку?

– Эва! Он далеко уже, не видать. Пойдём домой, а то мамка волнуется!

Вечером они угощались сытным овсяным киселём, который мамка заварила кипятком из самовара. Кисель сдобрили коровьим маслом, посолили и ели ложками, а Полина десятый раз рассказывала, как кулёк с мукой с воза свалился. Мать ахала, поминала Царицу Небесную и сестрицу Софьюшку.

После сытного ужина у Лёши стали слипаться глаза, его уложили спать на кровати за тёсовой перегородкой. Яшка с Полей устроились на лежанке. Толкали друг друга, споря, кто занял больше места, потом затихли.

Вера перемыла посуду, заглянула в квашню и обмяла тесто; затеплила лампадку у икон, накрытых длинным вышитым полотенцем. И вдруг услышала шорох и голоса за перегородкой.

– Лёшенька, не спишь? Водицы принести?

Она заглянула в спальню и обомлела. На кровати сидела покойная сестра Софья в голубом подвенечном платье, в котором её схоронили. Красивая, будто светящаяся, она гладила Лёшеньку по голове, целовала и тётёшкала, как младенца. А кошка Зайка, недотрога такая, топталась рядом, тёрлась о ноги и урчала.

– Спасибо за Лёшеньку, сестрица Верочка, – проговорила Софья, – лучшей матери для него и не сыщешь. Сердце моё спокойно.

Оцепенение спало, и страх у Веры пропал.

– Я же обещалась, Софьюшка.

– Отец Лёши скоро весточку пришлёт. Он любит сына, но лучше Лёшеньке с тобой жить. Костя ветреный: вернётся и сразу женится, другие детки народятся… Пускай Лёша с тобой живёт, только тогда я спокойна за него буду.

Софья поцеловала сына и пропала, как будто растаяла в воздухе.

Утром Вера проснулась поздно, когда корова стала реветь у себя в загородке.

Разбуженный Яшка мигом скатился с печки, торопливо натянул рубаху и штаны, схватил со стола кусок хлеба.

– Лоб перекрести!

– Но мамка, опаздываю же! – попятился к двери Яшка.

– Неслух растёт… – проворчала Вера и добавила, понизив голос: – Вот отцу-то скажу!

Прихлёбывая закрашенный ржаной коркой кипяток, она неожиданно вспомнила:

– Сестрицу Софьюшку во сне сёдня видела. Тётёшкала Лёшу, будто махонького, благодарила меня. Да, говорит, сердце моё спокойно теперь. Ну и слава тебе… Ещё сказала, что Костя объявится, мол, весточку пришлёт.

– Письмо? – поднял брови Егор. – Это хорошо…

Вера подняла глаза и в окно увидела, как через двор идёт почтальон.

– Никак почтарь к нам идёт, – удивилась она и поднялась навстречу: – Здравствуй, Васильич, садись, чайку с нами попей.