Саманта Гельман - Рассказы из кофейни

– Твои слова… ― с легким недоумением, но чуть веселее произнесла мама и мечтательно замолчала.

Маме мы не рассказали, что ждем девочку и что предварительную дату родов врачи поставили за два дня до дня рождения Алены. А еще мы точно знаем, что за душа у нашей доченьки.

Двадцать второго июля на рассвете к нам пришла Алена. Она очень похожа на Сашу, лишь глаза мои. Марина Львовна смеялась и плакала, одновременно ругая нас, что не сказали ей о том, что знали. Нас всех окутало счастьем и покоем.

Алена подрастала. Саша много работал, Марина Львовна помогала нам, будто переживая вторую молодость, а я благодаря ее помощи могла подрабатывать. Жизнь размеренно шла своим чередом и баловала нас сюрпризами.

Пока однажды на рассвете не раздался звонок.

***

Вот уже одиннадцать лет я просыпалась в этот день на рассвете… Мне становится холодно, несмотря на лето за окном. За столько лет я научилась почти со всем справляться сама, кроме холодной постели в это застывшее во времени утро. Одиннадцать лет назад на рассвете меня разбудил звонок. Хриплый голос сказал, что Саши больше нет. Алене было почти пять. Мы потеряли отца, мужа, сына. Почти на год наша жизнь остановилась. Затем понемногу все вернулось к обычной жизни, но пустоту в наших сердцах ничего не могло заполнить. Так сложилось, что мы не говорили о Саше. Точнее говорили, но только в день его смерти. И такой день сегодня.

***

– Мия Игоревна?

– Да? Вы кто? И почему звоните в такой час?

– Капитан Пруднев Денис Алексеевич. Граниев Александр Андреевич ― ваш муж?

– Да. Что случилось? ― все еще сонно спрашивала я.

– Александр Андреевич попал в аварию, травмы были серьезные. Скончался на месте. Мне жаль.

– ЧТО?! Нет!! Нет!!! Этого не может быть, вы ошиблись!!! ― сна будто и не было.

– Александр Андреевич ехал ночью по направлению к Москве, на пятьдесят втором километре трассы водитель фуры, едущей навстречу, заснул за рулем. К сожалению, в рассветные часы такие ДТП не редкость. Примите мои соболезнования.

Пока капитан говорил, меня душили слезы.

– Нет… Нет… НЕЕТ!!! ― закричала я, бросила трубку и кинула телефон на пол.

– Миюша, что ты кричишь?! Аленку разбудишь!! Миюша, ты чего? ― Марина Львовна в ночнушке молнией забралась ко мне на кровать, обняла и постаралась утешить. ― Миюша, поплачь, а потом поделись, девочка моя.

– Мама, его нет… Саши больше нет, ― сквозь слезы я подняла глаза на бледное лицо Марины Львовны.

От ужаса она прикрыла рот рукой и из ее глаз потекли слезы… Мы так и сидели в обнимку, рыдая несколько часов подряд.

***

Завтрак в тишине в этот день был какой-то традицией, которая сложилась сама собой. Так же, как и многое в этот день.

Все как по расписанию и на автомате. С той только разницей, что мы уже не плачем, слез нет, но на душе тоска. Алена тоже отмалчивается, она почти не помнит отца.

Вечером я сидела на кухне, пила чай и смотрела в окно. Алене через неделю шестнадцать. Незаметно для себя уснула.

«Мия, красавица», ― тихо зовет меня ЕГО голос.

Я открываю глаза, а он сидит рядом со мной и улыбается, будто и не прошло всех этих лет.

«Саша», ― шепчу я, и слезы текут ручьем.

«Мия, любовь моя, не плачь. Я люблю вас. Я благодарен, что ты рядом с моей мамой, ― он целует мою руку. ― Вы нужны ей, ― он вновь подносит мою руку к своим губам… Он так часто делал. Я смотрю в его глаза и тоска накрывает меня еще сильнее, чем обычно. ― Скажи Алене, пусть не мучается, что не помнит меня. Я с ней всегда в ее сердце… А ты стала еще прекраснее, и мне очень жаль, что я не с тобой. Прошу тебя: открой свое сердце, пусть появится человек, который полюбит тебя и которого полюбишь ты».

Я хотела возразить, сказать, что я люблю его одного, но Саша не дал мне промолвить и слова.

«Не спорь, девочка моя. Меня нет с тобой, ― он сжал обе мои руки, ― а он будет. Я знаю, что в твоем сердце найдется место и для него, и для меня. Главное ― сними с сердца замок скорби. Хватит. Ты свое давно отстрадала».

Я плачу и не могу остановиться.

«Я всегда буду оберегать вас, девочки мои», ― и Саша целует меня в губы.

– Миюша, ― я открываю глаза и вижу встревоженное лицо Марины Львовны. ― Доченька, ты, видимо, уснула, и тебе сон дурной приснился.

Я дотронулась до лица, и поняла, что оно мокрое от слез.

– Нет. Мам… Саша приходил.

Мама садится, и я пересказываю ей свой сон. И мы еще долго обсуждаем и его слова, и, наконец, все то, о чем молчали все эти годы. Плачем и смеемся… А на душе становится легко и спокойно впервые с того злополучного утра.