Александра Киселёва - Ты мне сказала - «Напиши рассказик»

P. S. Впоследствии на другой работе я легко составляла документы, хотя и не очень любила это делать, в речах стараюсь быть очень осторожной, а правильное и точное произношение в нашей семье по-прежнему очень ценится. Да и мужчины в костюмах и галстуках мне кажутся привлекательными. Хотя и не сказочными…

Школа наша небольшая, но кружков в ней открылось много. И спортивных, и творческих. У одного кружка загадочное название – «Коррегирующая гимнастика». Я записываюсь из-за этого удивительного названия, значение которого никто не может мне объяснить. Кажется, даже учитель физкультуры, который должен его вести, тоже не знает, что это такое. Так мне, во всяком случае, кажется. Но вот кружок, в который я записалась, понимая, что я хочу и буду там делать, называется «Кружок рисования».

Мне 9 лет. Я, как и большинство детей, люблю рисовать. Но я хочу научиться рисовать как настоящий художник. Так, как рисует восьмиклассник, сын нашего учителя рисования, чьи рисунки всегда получают первое место на школьных выставках. Он получает их заслуженно: его работы действительно отличаются от всех остальных, и я видела, как он трудится над ними в кабинете рисования. Почему-то я не ставлю себе в пример художника Васнецова, про которого так интересно рассказывала нам на лекции мама моего одноклассника, искусствовед. Она показывала нам картину «После побоища Игоря с половцами»: в центре картины лежит мёртвый русский воин, и открытые глаза его уставлены на тебя, где бы ты ни находился. Фокус с глазами затмевает тот факт, что воин мёртв, и меня картина не ужасает. Подобный сюжет никогда не пришёл бы мне в голову, я не вижу в нём красоты, хотя было бы здорово научиться изображать такой взгляд. Ещё я знаю картину «Опять двойка»: она есть у нас в учебнике, и в Третьяковке родители повели меня к ней сразу после «Царевича на сером волке». Вообще-то я пытаюсь рисовать бытовые сцены – дети на уроке или китайчата в синих костюмчиках, гуляющие по узким пекинским улочкам; правда, последний сюжет получается более декоративным и используется мною больше для украшения писем бабушкам и дедушкам. Но «Опять двойка», видимо, ставит слишком высокую для меня планку. И я иду на занятия в кружок для того, чтобы научиться рисовать как сын учителя рисования.

Натюрморт – ваза с букетом сирени. Я смотрю на соцветия сирени и понимаю, что не смогу изобразить их так, чтобы отдельные мелкие цветочки, знакомые мне по поискам пятилистников, сливались в это красивое сиреневое облако. Да ещё писать акварелью, которая норовит растечься, смешаться разными цветами и в довершение всего стечь в нижний край листа грязными ручейками. С пропорциями, правда, всё более или менее в порядке, и ваза получается. Но у сына учителя сирень живая: вот и сиреневое облако, и отдельные цветочки. Никогда не смогу я написать так, как он.

На следующее занятие я приношу портреты, выполненные карандашом. Я горжусь этими работами. Ленин-ребёнок, такой, как на октябрятской звёздочке, и Ленин-гимназист. Очень похоже, я точно знаю, что очень похоже. Но учитель смущён. Оказывается, рисовать Ленина могут только художники, получившие специальное разрешение, самые лучшие художники в мире. А мне до лучших в мире художников очень далеко – в углу класса лежит моя засохшая, вздувшаяся буграми грязноватого цвета акварель.

Надо было принести портреты, которые я нарисовала «по представлению» два года назад: я изобразила многих жительниц Цветочного и Солнечного городов – и Синеглазку, и Ромашку, и Кнопочку. Бабушке мои картинки сразу очень понравились, и она повесила их на кухне над столом. Бабушка пишет, что они до сих пор там висят и она ими любуется. Но эти портреты далеко, и вдруг с ними тоже было что-то не так, а у бабушки они точно имеют успех, она их ещё своим подругам показывает.

Неудача с натюрмортом с сиренью и ленинскими портретами не заставляет меня уйти из кружка рисования, но художником в будущем я себя уже не вижу.

…но художником в будущем я себя уже не вижу

P. S. Мои любительские портреты и сейчас получаются «похоже», я развлекаю ими знакомых и родственников, а сама больше всего горжусь тем, что, позанимавшись уже в весьма зрелом возрасте с преподавателем, написала натюрморт с сиренью, где сирень получилась красивой и «как живая ».