Александра Киселёва - Ты мне сказала - «Напиши рассказик»

И – тут мне хочется поскорее, кратко-кратко изложить дальнейшее. Я хочу стать журналистом, мне нравится описывать и оценивать отрядные и общелагерные события. Я с азартом пишу о проблемах с уборкой в нашей палате, и особенно мне нравится то, как удачно я сравнила постель девочки Кати с пляжем: она легла спать, не помыв и даже не отряхнув ноги, – плохо заправленная постель была полна песка. Моя заметка опубликована, я горда. Девочка Катя лежит, уткнувшись лицом в мокрую от слёз подушку. Воспитательница смотрит на меня с укоризной.

Наверно, потом я снова начинаю петь про барабанщика и трубача, ловить крабиков и искать ракушки, а Катя поднимает голову и вытирает слёзы. Но я этого не помню.

Путь в журналисты был для меня закрыт мною самой: можно случайно слишком сильно толкнуть того, кто слабее тебя, но и словом можно невзначай ранить слабого. Я стала бояться не рассчитать силы.

P. S. Спасибо, Катя, за то, что я не пошла в журналисты. Сейчас ещё больше понимаю, что это занятие не для меня.

Не могу сказать, нравился ли мне запах сигаретного дыма, но он был привычен вечером на балконе. Папа сидит в плетёном кресле, курит. Я почти не вижу его лица, устроившись на ручке кресла вплотную к нему. Мама уходит в комнату, я пересаживаюсь на её место в кресло напротив, хотя с бо́льшим удовольствием пересела бы к папе на колени. Но так не очень удобно разговаривать. А мы оба хотим поговорить. Я по-прежнему почти не вижу его лица, теперь уже только потому, что ветви деревьев скрывают нас от света звёзд.

– Ты уже решила, кем ты станешь, когда вырастешь? Хочешь быть дипломатом?

День у папы прошёл удачно, он думает, что я понимаю, как это интересно и увлекательно – быть дипломатом, и что со временем я тоже смогу получать удовольствие от такой работы.

Но я пока не дипломат, и даже просто женская интуиция – у маленьких девочек она тоже существует – меня подводит, отвечаю, не задумываясь:

– Никогда. Тебе приходится столько писать. Я устаю от упражнений по русскому языку, а ты пишешь много больше.

Да, я знаю, что папе приходится составлять много документов на работе, часто он работает и дома до поздней ночи.

Он смеётся:

– Ты права, пожалуй, писать надо много.

К этому моменту я уже понимаю, что могла его расстроить, и беспокоюсь, что разговор закончится. Хорошо, что ответ показался папе забавным.

Мы молчим. Цикады, дым папиных сигарет и свисающие к балкону ветви создают настроение продолжить разговор. Мне хочется рассказать, как сегодня мальчишки постарше поймали цикаду на специальное приспособление из длинной палки, проволочного кольца и натянутой на кольцо паутины.

– Я не только пишу, ты знаешь. Случаются интересные и непростые встречи. Например, недавно я разговаривал с принцем С. Мы говорили по-французски, и разговор вначале не очень складывался. Я не часто пользуюсь французским, но трудность состояла не в этом – принц не был уверен, как вести себя с нами, с советскими. Хотя сам предложил встречу и в конце концов казался довольным.

– Принц был в чулках, коротеньких штанах, с плащом и беретом с пером?

– Да нет. В костюме и галстуке. К тому же он не называет себя принцем и даже отказался от этого титула.

Всё казалось таким сказочным, даже луна засветила сквозь ветви. И вдруг – принц в костюме и галстуке, да ещё и отказывается быть принцем. Край плетёного кресла начинает врезаться мне в голые ноги, я ёрзаю.

– А ты мне потом расскажешь про какого-нибудь принца, который приходил к тебе в настоящем наряде для принцев?

– Нет. Они сейчас на дипломатические встречи так не одеваются.

– Плохо.

Да, ничего хорошего в работе дипломата: много писать и встречаться с принцами в костюмах и галстуках.

Окончательно «нет» этой профессии я говорю после участия во встрече советских и немецких пионеров: мы в красных, они в синих галстуках. Встреча проходит за столом, как у взрослых. Представитель синих галстуков спрашивает, знаем ли мы какие-нибудь немецкие слова, один из советских пионеров тут же отвечает: «Hände hoch!» Мне даже кажется, он изображает, что в руках у него автомат. Я понимаю, что эта фраза промелькнула в головах у всех присутствующих советских детей, и я не хочу во взрослой жизни оказываться в подобных ситуациях.

В тот же день на балконе я рассказываю родителям про дипломатическую неудачу. Мама смеётся, папа вздыхает и говорит о том, как важно контролировать свои поступки и слова. Заодно меня стыдят за то, что я не смогла, выступая на школьном радио, сразу выговорить слово «многонациональный».