Леонид Бабанский - Куда пойти лечиться

Их было трое в нашей коммуналке, которая имела в своём составе также три комнаты. Три соседа, из которых две женщины, в двух комнатах, да ещё один сосед в одной – многовато. Все, кроме меня, родственники. Сам по себе дом был неплохой, потому что тёплый. Четырёхэтажный, 1929 года постройки, сконструированный под печное отопление, но уже без печек, взамен которых стояло центральное отопление. Зимой было тепло, а летом так и подавно. Соседям я мешал, но не слишком. Ну, как бельмо на глазу. Всё дело было в том, что единственный мой сосед, который мужчина, трудился слесарем на «Адмиралтейских верфях», по какой причине требовал к себе почёта и большого уважения, что выражалось хотя бы в том, чтобы во всей нашей квартире ежедневно после 18 часов стояла бы мёртвая тишина. Потому основным нашим с ним разногласием явилось то обстоятельство, что ему обязательно хотелось лечь спать пораньше, а мне попозже. Соответствовать никому не удавалось. То ложечка звякнет о стакан. То чайничек грохнет о плиту. А то и кастрюлька перекипит, отчего подружка запищать может на тон повыше. Очень громко. И на кухню может побежать со страшным топотом.

Тем более, Лариска в гости приходила, везёт мне на Ларисок. Та, которая долго решала, куда ей идти – в модели или в штукатуры. Пошла в маляры. Всё бы хорошо, только на стройплощадках к ней стали приставать сослуживцы. Да не на словах, а вполне по-взрослому. Она и ко мне-то приходила в основном затем, чтобы пожаловаться. На жизнь свою. Пришла однажды и сообщает так, между прочим:

– Вот мы с тобой живём совершенно как чужие, а на работе народ ведёт себя совсем обнаглевши. Представляешь, вчера бригадир меня прямо за сиськи схватил.

– И ты что?

– Что я… Пихнула его,.. что он на спину упал.

– Башкой не ушибся?

– Он с детства ушибленный.

– А ты? Разве нет? Куришь на работе, иногда выпиваешь.

– Это только с девчонками.

– Остальные тоже видят! И делают выводы!

– Какие выводы?

– Из твоей общежитской жизни. Поскольку она вся на виду.

– Я-то при чём?

– Так твои же ведь титечки! Беречь надо.

Лариска уронила слезу, а я пошёл ставить чайник. Соседи скользили мимо меня по кухне молча и сосредоточенно, как шахматные фигуры по доске, поскольку наступил час нашего звукового перемирия. Но когда я с кипятком приблизился к своей двери в свою собственную комнату, то понял, что она закрыта изнутри на задвижку, которую не так давно я установил собственными руками, причём, довольно прочно. Как раз это произошло после первого случая, когда мы с Виктором сломали дверь из-за потери мною ключей, вернее, похищения их вместе с дипломатом в ресторане «Путиловский». Дипломат в данном случае не являл собою посольского работника, а был простым, распространённым в быту, чемоданчиком, не имеющим, кроме ключей, ни малейшей, даже декоративной ценности. В тот вечер, даже, можно сказать, в ту ночь, мы с Виктором притащились ко мне домой уже без чемоданчика и без ключей. Соседи открыли на звонок почти без рекламаций, и мы остались перед комнатной дверью двое на одну. Витька в жизни бы не пошёл со мной, когда не был бы твёрдо уверен в том, что за закрытой дверью у меня хранится бутылка водки. Он осмотрел дверь как матёрый оперативник, сантиметр за сантиметром в квадрате, потом сказал:

– Нет, я её ломать не буду.

– Это ещё почему? – возмутился я.

– Боюсь, что она после меня с косяком выпадет.

– А что делать?

– Тихо. Только тихо. Вот здесь начинается филёнка, то есть, вставная часть. Её надо аккуратно выбить. Лучше с одного раза, чтобы людей не беспокоить.

– Чем вышибать, как ты думаешь?

– Чем думать – ногой. Сюда становись, получится небольшой разбег и вот в это место…

Виктор фломастером нарисовал на нужном месте мишень для стрельбы из пистолета Макарова.

– Ну, – сказал мой друг, – первый пошёл!

Сразу скажу, что медицина не уронила лицо своё перед МВД, и филёнка вылетела со свистом после первого же захода. Большого треска, надо сказать, не было, но соседи вылетели с шумом. Витя мне сказал:

– Похоже, пролезешь. Давай, я прикрою.

А к соседям обратился с речью:

– Как вам не стыдно, дорогие товарищи! У человека неприятность, а вы крик поднимаете! Вы до чего его довели! Прекрасного врача! Знаменитого хирурга! Честнейшего человека! У себя дома шелохнуться боится!.. Нет, я подниму общественность. Лучших людей района!

Последующих слов Виктора я толком не расслышал, поскольку уже наполовину находился в дверной пробоине, но основной смысл их сводился к дружески-законодательному воздействию на соседей с целью предвосхищения с их стороны проведению несанкционированных ночных собраний и митингов протеста. Впрочем, дверь изнутри отворялась восхитительно, поскольку замок и контактирующие поверхности дверного полотна непосредственно с косяком были мною промазаны лучшим машинным маслом, чтобы создать препятствия возникновению различных механических звуков в момент пользования запорным устройством. Короче, когда затащил я Виктора в свою комнату, тогда только наступила восхитительная тишина.