Ольга Лисенкова - Камертон

Эля не удержалась от улыбки.

– С крысой-то не получилось у тебя или ты на ходу передумала? – уточнил Ян.

– Не получилось, – честно призналась Эля. – Обязательно получилось бы, если бы ты вчера не упомянул про афганку. Я просто не увидела в тебе крысу! Но имей в виду, обратно в собаку я тебя теперь превращу еще легче, за долю секунды!

Ян пожал плечами:

– Ну и пожалуйста. По крайней мере, с тобой интересно.

– С тобой тоже не соскучишься, – буркнула, помрачнев, Эля.

Ян вытащил из ящика вилки и разлил по чашкам чай. Пристроился напротив гостьи и посмотрел на нее внимательнее.

– От смеха ты становишься моложе, – с удовлетворением заметил он.

– Ты мне надоел.

– Неправда. Мы с тобой пока слишком мало знакомы. Не успел. А знаешь, почему у тебя не вышло превратить меня в крысу?

– Потому что ты благородное животное? – предположила Эля иронически.

Ян покачал головой.

– У тебя слишком много сил уходит на поддержку ложного обличья. Вот этого. Поэтому ты и съехала на привычный образ мысли, на проторенный вчера путь. И поэтому сейчас, когда ты потратила энергию, проглядывает нечто совсем иное. Если ты уверена, что это не заклятье…

Эля свирепо сверкнула на него глазами и сунула в рот кусок яичницы, чтобы ничего не сказать. На лице Яна снова появилась фирменная кривая улыбка.

– А то я к твоим услугам, – любезно предложил он.

– С поцелуем, ага?

– Не только, – скромно потупившись, ответил Ян.

Эля ткнула в его сторону вилкой.

– Не мечтай.

Он вздохнул – шумно, преувеличенно горестно.

– Жаль. Мне говорили, что мою проблему решит ночь с кромешницей. Ночь прошла, ничего не изменилось, чего, в общем, и стоило ожидать. Естественно! Когда люди говорят «провести с кем-то ночь», они не имеют в виду «храпеть каждому под своим одеялком».

– Я не храплю! – возмутилась Эля. – Какую твою проблему?

Ян сосредоточился на своей тарелке.

– Ну уж нет, – проворчал он с набитым ртом. – В мужчине должна быть какая-то загадка.

После завтрака Ян заторопился.

– На работу? – лениво поинтересовалась Эля.

Она, присев на подоконник, смотрела в окно. Ночью казалось, что за окном простирается бескрайнее поле огней, а утром вдалеке протянулась серая ленточка реки.

– На учебу, – отозвался Ян.

– Студент?

Ян помедлил с ответом.

– Я подрабатываю, – с достоинством сказал он наконец. – И уже на последнем курсе.

– Учишься-то где? – не поворачиваясь, спросила Эля.

– В консерватории.

– Дирижер?

– Я скрипач.

– Я так и думала.

Ян кашлянул. Разговаривать с равнодушной спиной было крайне неудобно, даже обидно, и он никак не мог подыскать нужные слова, чтобы вызнать планы Эли. Будет ли она в квартире, когда он вернется? Останется ли с ним еще на один день, на одну ночь?

– Значит, ты обо мне думала, – заключил он с наигранно-самодовольной улыбкой. – Ты остаешься тут? Просто мне… надо идти.

Эля неопределенно мотнула головой.

– Если будешь уходить, дверь можно захлопнуть. Ты дашь мне свой номер телефона?

Она помолчала, потом все же обернулась.

– Я думаю, незачем. Иди, мальчик-зайчик. Я захлопну дверь.

Ян неловко потоптался на коврике, зашнуровывая ботинки, и не прощаясь вышел. Поспешил вынести на лестничную площадку свое расстроенное, разозленное лицо. Помедлил у лифта. Разочарование? Для того чтобы испытывать разочарование, надо, пожалуй, очароваться, а Эля ему изо всех сил не давала этого сделать. С ее стороны это было даже милосердно, она ведь не собиралась застревать у него надолго. И все же от досады стало жечь в груди.

Может, вернуться и выставить ее? Не оставлять незнакомку в квартире? Ни один нормальный человек не поступил бы так, как он. Он не знает об Эле ничего, ничегошеньки. Разве что ее природу: раз она шепталась с ветерками, значит, воздушной природы. Как они там называются? Сильваны? Нет, сильфиды. Ему попалась сильфида, настолько озабоченная собственными горестями, что ей совсем не до него. Их дороги пересеклись случайно и лишь на мгновение.

Добравшись до консерватории, Ян с облегчением нырнул в переплетение разных звуков и голосов: здесь, как всегда, кто-то спорил, кто-то распевался, кто-то искал ноты, а кто-то – аудиторию. Повседневность закрутила его, и через час он сам бы себе не поверил, что у него дома побывала настоящая кромешница.

Вот это и есть его жизнь. Пожилые родители, вложившие в сына всю свою любовь: подвести их немыслимо. Эти стены, повидавшие тысячи лиц, впитавшие миллионы созвучий. Друзья-однокашники и увлеченные преподаватели, с которыми он говорит на одном языке. Партитуры. Каприсы, этюды, концерты. Труд, труд, труд, год за годом, день за днем. Никаких чудес.