Валерий Антипин - Хоровод

«Бывает же такое. И никто не объяснит почему», – подумал он.

Ухаживали в юности за одной девицей, а она их обманула. Миша разбирал эту тему, но к определённым выводам так и не пришёл. Наверно, что задумано, так тому и быть. Иначе как же объяснить разногласия. Какой-нибудь пройдоха со связями и деньгами пролезет и не поранится, а увлечённый человек так и пробежит по канаве, запинаясь и падая. Единицы из тысяч. Такова уж жизнь.

«В запасе два с половиной, три часа. Надо успокоиться, вздремнуть. Пошло оно всё, побери их холера!», – зевнул Михаил.

Он заложил руки за голову и закрыл глаза.

«Без него ломоть удержать будет сложно», – засыпал с этой мыслью Миша.

Стас проснувшись, лежал минут пять, медленно выполз из постели и поплёлся на кухню. Он открыл холодильник, прошёлся взглядом по полкам. На самой нижней было блюдце. Он взял его в руки, понюхал и, поморщившись, поставил на кухонный стол. Во рту сухо, отвратительно и погано. Стас налил в кружку воды из-под крана и выпил. В четверг он чувствовал себя куда хуже, чем сегодня. Хоть голова не болит и не раскалывается, руки не дрожат. Срыв допускать больше нельзя. И где, где же тот коварный поворот, который привел его к плачевному состоянию? И были ли знаки. Они точно были, будут с ним или без него, но он их игнорировал, пропустил все без исключения занятый увлечением. Оно опасно и опасно вдвойне, если ты неспособен трезво рассуждать и вовремя остановиться.

Стас злился на себя, за неумение нажать на тормоз страстей, разгула эмоций. В нём существовала какая-то кнопка саморазрушения. Нажмёшь на неё, и начиналась выполняться бесконтрольная программа, неподвластная ему.

«С орехом моим беда, – взъерошив волосы, он пощупал голову пальцами. – Не соображает совсем. А она всё-таки существует эта кнопочка! Я её найду».

Стас, пошмыгав носом, осмотрел кухню.

Плита в жирных пятнах, не мытая посуда, шелуха от лука. Кухонные занавески скручены спиралью и подвязаны шнурками, причем один белый, другой чёрный.

– Где ты, покажись, – произнёс он. – Кнопочка…

Он пощупал плечи, локти, похлопал по животу. Ногти на ногах отросли, ступни опухли.

– За неделю она расплавилась как часть нейронов и их связи, – сострил Стас. – И в жидком состоянии путешествует по канализации.

О знакомствах и связях он уже не помышлял. Они забыты и где пребывали все, когда требовалась помощь. Держись старого и «новое» никогда не появится.

– Брэк! – произнёс он так, словно нажал клавишу «delete» где-то у себя в голове избавляясь от устаревшего приложения.

Зажёг конфорку и поставил чайник.

Круглый стол. Плита. Синий огонёк горя шипит, в чайнике вода закипает.

Стас смотрит в окно. Стекло с полосками от дождя. В углах забилась грязь. На подоконники пыль, кастрюля, мухи, банка с капустой и перцем.

Двор.

Из подъезда вышла одноклассница. Гордая, расфуфыренная, довольная собой и жизнью. Ступает важно по асфальту, словно принцесса. В брюках, чёрных сапожках, бирюзовом кардигане. Под ним светлая рубаха, а на шее, из тонкой ткани платок, в руке брелок.

Нажимает кнопочку и «форд» мигает фарами. Одноклассница открывает дверь автомобиля и усаживается за руль. Закрыв её, она, через минуту, медленно выезжает со двора.

Вот и Вова собственной персоной. Бегал за одноклассницей, но ничего у него не вышло. Из семьи коммунистов и праведников, а воспитанием не блещет. Сам то он придерживается совсем других взглядов. Вика для него непокоренная вершина. От природы гуманитарий, занимается туристическим бизнесом. Судя по всему, фирма процветает. Разжирел, очки в щёки упираются, на макушке лысина оформилась.

Стас выключил газ. За окном чужой мир, в котором он так и не смог устроиться. Конечно, Стас пытался, но у него ничего не вышло. Может, пробовал да не так, надо было как-то по-другому. А как по-другому он не знал.

«Честно! – ухмыльнулся он. – Только и разговоров о честности и совести. Все думают о прибыли и больше ни о чём».

Он взял со стола гранёный стакан и налил из бутылки остаток водки. Сощурив один глаз, отметил, что в стакане меньше ста грамм. Повздыхал. Ладно! Что уж есть и того довольно. Опохмелиться не хватит. Но! На блюдце корка хлеба, скрюченный ломтик колбасы.

«Лучше бы чаю», – подумал Стас, но всё-таки выпил.

Поморщившись, выдохнул и закусил тем, что было на блюдце. Закуска конечно дрянь, но больше ничего не было. Теперь и чаю заварить не помешает.

Стас себя не жалел и виновных не искал, сам до такого докатился. Каждое утро он обещал, что это последний день, пора брать себя в руки, но видимо руки были не те, день превращался в неделю. Из запоев Стас выходил тяжело, держался несколько месяцев и опять бухал. О своёй жизни он рассуждать не любил, потому, что именно они и возвращали его к очередному запою.