Александр Гусаров - На изломе. Роман, повесть, рассказ

При взгляде на другой берег, Жене невольно приходили на ум строки Александра Блока.

Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран —

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман!

Ему удалось без особых усилий встроиться в суровый и размеренный ритм военного учебного заведения, работавшего как отлаженный часовой механизм.

По команде Тулина взвод замер у входа в казарму. Вышел командир роты капитан Кулагин и поздравил с успешной сдачей экзамена.

Незаметно пролетела неделя. В пятницу, на последней паре во время занятий по оружию массового поражения, Володя Каширин за его спиной прошептал:

– Женя, Холод, ты сегодня в наряд заступаешь?

– Да, – ответил он, слегка повернув голову в его сторону.

– После того, как сменишься, не выручишь меня?

Майор Шапиро, заметив, как они переговариваются, громко постучал указкой по столу.

Женя склонился над конспектом, делая вид, что старательно записывает. Он тихо ответил:

– Потом, решим.

Минут через двадцать преподаватель объявил:

– Конец занятия!

– Взвод, встать! Смирно! – дал команду дежурный по классу.

– Свободны, – проговорил Шапиро.

От входа в учебный корпус они зашагали к ставшей им родной казарме. Оставалось минут десять, чтобы привести себя в порядок, почистить обувь и помыть руки перед обедом. Вот уже рота походной колонной двинулась к курсантской столовой. На этот раз шли без песни.

– Хорошо бы сейчас котлеты дали, – высказался кто-то из строя.

– Сейчас котлетой могут дать, – сказал командир второго отделения Лёша Новиков.

– Да, всё равно, лишь бы не капуста. А то уже неделю – на первое капуста с водой, на второе капуста без воды, на третье вода без капусты, – отозвался Сергей Гребенюк.

– Разговорчики в строю, – прикрикнул Тулин, он шагал во главе взвода.

Минут пять шли молча.

– Тулин, ВанЁк, – послышался голос Валерки, с ударением на последнем слоге. – Когда в наряд по столовой заступаем?

– Что, Валера, по картофельным очисткам соскучился? – с ехидством спросил у него «замок».

– Да не… Хотел мяса в общем котле наловить, – будто не замечая иронии, произнёс Лера и уже тише добавил: – Чтоб тебе меньше досталось.

– Двадцатого, десять дней осталось, – не услышав его последних слов, буркнул Тулин.

– Четвёртый взвод, кончай базарить! – крикнул старшина роты, он шёл чуть в стороне от общей колонны.

После обеда Женя повалялся в кровати и принялся готовиться к наряду. Погладил форму, подшил свежий подворотничок, начистил на ремне бляху, навёл лоск на сапогах, так что в них можно было увидеть, как в кривом зеркале, свой слегка вытянутый нос. Для чистки обуви существовал целый ритуал. Покрывать обувь сапожным кремом надо было с вечера, предварительно отмыв её от пыли и грязи и просушив, сам крем подбирался методом проб и ошибок. Сапожная щётка должна быть не слишком жесткой и не чересчур мягкой, чтобы утром, доводя до нужного блеска, по обуви требовалось пройтись лишь бархоткой. «Умом ты можешь не блеснуть, но сапогом блеснуть обязан», – как то на утреннем осмотре, с улыбкой высказался командир роты. Перед самым разводом Женя пробежал в Уставе внутренней службы свои обязанности.

После развода, ровно в девятнадцать часов, со штык-ножом на поясе, он застыл у тумбочки. Ему по жребию досталось стоять первому. Распахнулась дверь, и вошёл командир роты – высокий, худощавый и подтянутый. Вместе с ним пришёл незнакомый офицер.

– Смирно! – прокричал Женя в сторону расположения роты, где стояли ряды кроватей с выровненными по ниточке полосками на одеялах. Оттуда сразу же появился дежурный с красной повязкой на рукаве.

– Вольно. Вольно. Как дела? – по-дружески спросил ротный у Жени.

– Всё нормально. Без происшествий, товарищ капитан, – ответил он и громко крикнул в сторону расположения: – Вольно!

Дежурный Шурик Алёхин метров за десять до ротного перешёл на строевой шаг.

– Товарищ капитан. Во время моего дежурства…

Кулагин прервал доклад жестом руки.

– Всё в порядке?

– Так точно!

– Несите службу, – негромко сказал он дежурному, а сам с незнакомым офицером зашёл в канцелярию роты.

Женя улыбнулся, припоминая, как Алёхин заступил первый раз дежурным по роте. Он тогда вместе с ним тоже попал в наряд. Тот так ответственно подошёл к службе, что ещё за полчаса до общего подъёма начал кричать, что было силы:

– Рота, приготовиться к подъёму! Подъём через тридцать минут!