Виктория Черножукова - Частные случаи ненависти и любви

– Вы позволите?

Лиза кивнула. Гунтис закурил, выпустив дым таким образом, чтобы не тревожить обоняние собеседницы.

– Все это весьма интересно… Я не исключаю, что ваше предположение о родстве Германа и Герберта Мелдериса может оказаться правдой. Совсем не исключаю! Мелдерис до войны был очень популярен в Латвии. Как бы сейчас сказали, суперзвезда: летчик, герой, красавец. А ваша прабабушка была из старинного рода, с традициями. Медемс в Латвии – это как, например, Долгорукие в России… Но я, к сожалению, мало чем могу помочь. До сорок первого года жизнь Мелдериса проходила весьма публично: статьи в газетах, много фотографий. А с началом боевых действий он как будто превратился в невидимку. Есть документальное свидетельство, что в сорок третьем он вступил в легион «Ваффен-СС». Но больше мне ничего не известно…

Упениекс снова задумался. Лиза терпеливо ждала. Аббревиатура «СС» ее совершенно не смутила. Ватную пропаганду, трубившую в канун Девятого мая на всех углах: «Не забудем, не простим», она глубоко презирала. Лучше бы о заградотрядах Смерша рассказывали! О том, сколько их хваленые советские маршалы людей положили зазря! Здесь легионеры хоть за свободу Латвии сражались.

– А знаете, возможно, вам что-нибудь удастся узнать в Даугавпилсе.

Лиза удивленно посмотрела на профессора. Это было одно из немногих мест в Латвии, где она ни разу не бывала.

– Почему именно в Даугавпилсе?

Упениекс, кажется, почувствовал себя неловко. Выглядело так, будто он в приличном обществе начал рассказывать анекдот и вдруг понял, что в конце – сплошной мат.

– Видите ли, по некоторым данным, в сорок втором Мелдерис получил какой-то пост в городской администрации. Точно не скажу, но возможно, там сохранились документы или какие-то свидетельства. В конце концов, в Даугавпилсе есть свои краеведы, они наверняка более компетентны.

– Спасибо, Гунтис! Вы не представляете, как я вам благодарна – и за встречу, и за разговор! Одного не понимаю: Мелдерис – национальный герой, знаменитый летчик, авиаконструктор, писатель. Почему никто не взялся за его биографию?

Профессор еще больше смутился, неловко сгорбился и спрятал ладони под мышки.

– Понимаете, в Латвии сейчас перед наукой стоит очень важная задача. Все ресурсы направлены на другой исторический период – время, когда наша страна находилась под оккупацией СССР… Необходимо как можно более полно зафиксировать все преступления советского режима, пока живы свидетели, пока большинство документов доступно.

Лиза понимающе кивнула. Упениекс тепло улыбнулся девушке.

– Возвращаясь к Мелдерису: его фигура, честно сказать, связана с определенными рисками…

– Что значит «связана с рисками»?

– Во-первых, его служба в легионе… Поймите меня правильно: конечно, ничего зазорного в этом нет. У нас никто не сомневается, что легионеры только формально были на стороне Германии. Их истинная цель – освободить Латвию от коммунистического диктата. Попытки путинской пропагандистской машины это извратить – просто смешны. Они не выдерживают никакой критики! Но приходится признать, что иногда в рядах легиона оказывались люди… с сомнительным прошлым. Сами понимаете: в бочке меда есть ложка дегтя – так, кажется, у вас говорят? В общем, если выяснится, что Мелдерис запятнал себя чем-то предосудительным, то Москва или, например, тот же Израиль начнут мусолить подробности…

Лиза больше не могла сдерживать возмущение: в чем таком предосудительном мог быть замешан этот благородный человек, которому даже животных было жаль! И это в то дремучее время, когда большинство людей о вегетарианстве даже и не помышляло!

– Простите меня, Гунтис, но я уверена, что самые большие грехи Герберта Мелдериса – пренебрежение дисциплиной и готовность раздавать автографы влюбленным девицам!

– Скорее всего, вы правы, – улыбнулся ее пылкому замечанию Упениекс. – Дерзайте! В конце концов, кто, если не вы! М-да… Судя по напору, вы, безусловно, правнучка своего прадеда! Герман ни с кем не говорил об отце, хотя, конечно, что-то знал… Но до провозглашения независимости времена были не такие, чтобы заниматься генеалогическим каминг-аутом, а после… возможно, не успел… Да! Чуть не забыл! Хотел вам кое-что отдать. Это принадлежало вашему покойному дедушке.

Профессор порылся у себя в планшетной сумке и вынул небольшую плотную пластиковую папку-конверт.

– Вот. Лежало на кафедре. Когда Инта забирала вещи, меня не было, вот и забыли про конверт.