Денис Рябцев - Добрые вещи

– Так, ни это… и чего? И дед потом какой-то техникум закончил, или ты не знаешь?

– Он в училище военное поступил. В киевское зенитное.

– И чего, в смысле – когда? После срочной службы?

– Закончил школу, поступил в училище.

– Так.

– И выгнали его. Анекдот рассказал про Сталина. Выгнали с училища. А! Не про Сталина. «В газете „Правда“ ни слова правды». И на него за это донесли.

– А потом все равно вернулся в армию. Старшим сержантом, или кем он был?

– Сержантом. Ему старшего сержанта уже на старость, блин, зачем присвоили? Делопроизводителем считался. Очень умный был. Списать, обойти эти законы. Все он мог сделать. Его очень уважали. Постоянно пьяный ходил.

– Зачем?

– Ну, поили. Шабашки. Тому сделай, сему сделай. На вещевом складе служил. Там материал, там – форма. От них зависело, как ты будешь выглядеть.

Я вспомнил рассказ отца о его юности. Бабушка хотела моего батю сделать офицером. Чтобы тот поступил в училище, пообещала ему купить мотороллер. Тот повелся. И вот мальчишка, привыкший гонять по крышам голубей, стал курсантом. Начальник военного вуза нарек его дико растущим офицером. Потому что батя дерзким был. А еще прессовал молодого по нарядам, истязая бессонницей. Хотел, чтобы тот родителям пожаловался, и дед с вещевого склада форму ему легче отписывал. По любому требованию. Но планы высокопоставленного офицера разбивались об упрямство мальчишки. Дед не имел никакого понятия, сколько сын дней и ночей в караулах стоит.

– Вон провода «двойки». Направо, – всполошился отец, – Едем по ним дальше. Где-то здесь должно быть кольцо.

– Я вообще эту Тмутаракань не знаю. Вот какое-то кольцо.

– А, ну, значит здесь. Где-то киоски должны быть. Во, летит.

Мимо промчал умелец, едва не притерев нам борт.

– Перепугал, зараза.

– Так, ну что, тормози где-нибудь. Сходи, спроси у местных, где ларьки эти? Я не буду выходить.

Повернул в карман и заглушил двигатель. Рядом стояли покрытые толстым слоем пыли ретроавтомобили. Какой-то мужичок разглядывал «Волгу» двадцать первой модели. Я вышел из машины и заглянул в салон старого седана. Все выглядело аутентичным.

– Хлам, – зачем-то сообщил незнакомец, – сверху лоск, а внутри – гнилье.

– Специалист?

– Чуть-чуть шарю.

– Так это на продажу выставка?

– Конечно. Вот эту ласточку за сто тысяч торгуют. По сути – металлолом.

– Лихо. Слушай, земляк, тут какие-то продуктовые киоски есть. Говорят. Где горбуша, другие продукты продаются. Как проехать?

– А, еще квартал прямо. Там минирынок. Чуть не доехал.

– Спасибо.

Мы успешно добрались до места. На небольшом пятачке действительно стояло несколько перекрашенных домиков из эпохи девяностых. Здесь был и рыбный, и фруктовый, и даже хлебный лотки. У некоторых стояли небольшие очереди человек по пять.

Батя достал из карманов пакеты, намереваясь сделать покупки.

– Беляши продают, ты завтракал?

– Давай. Нет.

– Пару? Сколько?

– Двух хватит.

Пока я затаривался едой, отец успел приобрести рыбу. Из его сумки торчало штук пять хвостов.

– На, горячие, – протянул ему местный стритфуд, – И почем морские деликатесы?

– По сто пятьдесят, – сообщил отец, выцеливая самую подходящую сторону пирожка для укуса, – Я тебе говорил, дешевая здесь горбуша. И поедим заодно. Ты же знаешь, что лучше переспать, чем не доесть.

– Знаю. Ты лет тридцать одну фразу смакуешь. Хорошо, что не просто так ехали.

Мы подкрепились, стоя у машины.

– Ничего, вкусные, я дома тоже жарю такие. Беру готовое тесто. Десять минут и готово, – отец тщательно вытер руки и губы салфеткой.

Потом мы побродили еще, набрав яблок, всякой другой чепухи.

– Поехали, – скомандовал старший, и пошел назад к автомобилю.

Мне ничего не оставалось делать, как припустить следом. Вспоминая детство. Когда батя так же шел вперед, не обращая внимания, успеваем ли мы за ним с младшим братом.

Дорога домой пролетела быстро. И расспрашивать что-то уже не было настроения.

– Как у тебя с табаком? Заедем в гипермаркет, раз по пути?

– Давай.

Мы нашли удобный карман и причалили к обочине. Зашли в просторный зал со множеством лотков и сразу уперлись в рыбный отдел. Прямо перед нами на витрине лежала горбуша. И под ней, как издевка, стоял ценник. Сто двадцать рублей.

– Е-мое, – только и смог выдохнуть отец.

А я пошел дальше, делая вид, что не обратил на это внимания.

Мораль описывает далеко не все вещи в жизни. И чувствуешь бессилие, когда нет однозначного ответа, как поступить.