Денис Рябцев - Добрые вещи

Были годы, когда не стало деда, и моя бабка не могла совладать с сыновьями, потерявшими берега. Она прятала их башмаки, чтобы те не ходили по друзьям. Младший, уже покойный, оставался дома, обиженный на всех. А батяня умудрялся в окно выпрыгивать, хотя высота здесь была более двух метров. И мотался по центральной улице в поисках приключений.

Рассказывал, что однажды его, уже достаточно принявшего, остановила милиция. Хотели забрать в кутузку на отрезвление, но тот урезонивал:

– Смотри, сержант. Забираешь, а я заявление пишу, что ты мои башмаки украл. Никто ведь не поверит, что я в одних носках по улице ходил.

Вот такой был еще советский креатив.

А теперь – ручку одолеть не в силах. Сажаю в салон, жду, когда втянет ногу, усядется. Все. Можно ехать.

Завожу двигатель, посматривая на приборы. На днях пришлось делать генератор. И теперь уже страх, что опять подведет. Но все нормально. Тревожных огней не загорается. Штатно. Трогаемся.

– Батянь, расскажи про деда, что помнишь.

– Да что тебе рассказывать? – Вздыхает, потому что тему эту я поднимаю не первый раз, – Все я тебе уже сообщил, что знал. У прадеда было оружие именное – шашка и винтовка.

– Ты в руках его держал?

– Нет, уже не держал. Получилось так, что отцу было десять лет. Он взял эту винтовку просто играть. Она заряжена. Выстрелил. И над бабкой сантиметрах в десяти пуля прошла. Бабка схватила все это оружие и в музей отнесла. А отца отдала сыном полка. Была раньше такая форма воспитания, как сейчас кадеты. Вот так он воспитанником стал. Учился в школе. Вот на следующей улице.

Батя выбрасывает руку в пролет между передними сиденьями.

– Ага. Это угол Советской и Володарского.

– Да. Вот здесь, кажется. Кончил с золотой медалью. Но тогда медалей не давали. Отличником, короче, закончил школу. Не мог отвлекаться от учебы. Жесткая система. И самоподготовка. В школе занятия. Все.

– Так, ты одновременно командуй, куда ехать. Я ведь дороги не знаю.

– На «Маяк» не знаешь. Троллейбусных проводов держись. Не промахнешься. Как по «двойке» надо ехать.

– Сейчас поворачивать, или нет?

– На следующей.

– А, это Комсомольская. Так, а бабка, ну, отдала. Бабка, это имеется в виду кто?

– Моя бабка.

– Понятно. Ну, чего еще помнишь, рассказывай.

– Больше ничего я не помню. Я не особенно расспрашивал. В основном. И отец, наверное, вспоминать не хотел. Она закончила институт благородных девиц. Бабка. Образованная женщина была. Только единственное знаю, что она, бабка моя, матери моей сказала: «Я, – говорит, – мужа своего не любила». Вот это все, что я знаю. И моя мать тоже самое сказала про моего отца. «Я его не любила». И я сдохну, мать твоя скажет: «Я не любила твоего отца». Они все так говорят. У нас на переулке генерал жил. В шестидесятые руководил военным училищем. Говорят, что перед смертью позвал свою жену, попросил наклониться поближе. Слаб был, не вставал уже. Та пришла к нему. Он ей кулачищем в глаз. Бах. И умер. Весь околоток сдержать смеха не мог. Как она потом за гробом шла с перекореженным лицом. Видимо, мужика в течение жизни так доводила, что у него перед смертью только одна мечта осталась.

– Веселая у нас с тобой беседа выходит. Очень мужская.

– Да, у тебя-то как в семье?

– Как и у предков. Аналогично. Тоже врезать иногда тянет. Чтобы не забывала.

– Плохо. Дед вот бабке однажды трепку устроил. Та его на пятнадцать суток определила. На принудительные работы. Я еще ребенком был. Идем с матерью, а отец и еще человек двадцать дорогу подметают под присмотром милиционера. Мать папирос купила, чтобы я отцу передал. А тот не берет. Гордый.

– Да уж… Дальше давай. Дед воспитанником закончил школу. Ладно. Где он с бабушкой познакомился?

– Не знаю. Где-то в деревне. В Александровке. Как он там оказался – не знаю. Он солдатом был. Служил почти семь лет срочную службу. После войны. Мать сказала: «Я вышла за него замуж, потому что очень хотела в город». А любила мать директора школы своего. Это уже улица Шевченко, я так понял.

– Черт его знает, куда я еду.

– А «двойка» где?

– «Двойка» куда-то делась, вместе с проводами. Поди, пойми теперь.

– Нам по «двойке» надо.

– Да найдем сейчас.

– Брат твой ко мне не едет. Там дом напротив разбирают. Батареи алюминиевые брошены. Три штуки. Металлическая дверь. Ну не нужна никому. Сними. Она килограмм пятьдесят весит. Это семьсот рублей денег. Не надо. На такси ездит в баню. Машина сломана. В баню – на такси. Деньги не жалеет. Не считает. Думать-то надо о детях. «Но дети у меня сыты». Он говорит.