Владимир Опёнок - Невымышленные рассказы

Раскрыв глаза, я оставался без движения. Пульс постепенно приходил в норму.

– Для чего вам болезни? – раздался вопрос.

Я молчал. Тогда он стал говорить, не обращая на меня внимания.

– С точки зрения больного – это зло! Впрочем, кто-то проявит сочувствие, но лучше б ему оставаться равнодушным.

Слова вызвали неприятные воспоминания, и вновь я ощутил взгляды полные жалости. Стало неуютно. Но голос продолжил:

– Чужая боль мало заботит. Интересно другое. Ваши религии основаны на смирении! Но прошли века, а вы так и не научились принимать страдание с благодарностью.

Воцарилась пауза. Чувства не верили происходящему, и где-то теплилась надежда проснуться. Другое дело – ум. Он словно объявил войну убеждая, всё наяву. Но эмоции восставали, не желая мириться с логикой! Что-то, во всём этом, настораживало. Неужели это сам?! Сердце бешеным насосом качало кровь! В горле пересохло. Попытался облизать сухие губы, но язык был жёстким и только царапал.

– Значит, по-твоему, я дьявол? – раздалось ниоткуда.

Я старался сдерживаться, но выдали мысли. Они, будто нарочно, вертелись вокруг его имени. Страх липкими пальцами прикоснулся к телу.

– Чего ты боишься? – продолжал голос.

Я молчал.

– Если я существую, кто, по-твоему, меня создал?

Странно, но слушая я успокаивался. Не дожидаясь ответов, собеседник продолжал:

– Не бойся нарушить запрет.

– Запрет… – прошелестело внутри.

– Наложенный религиозной догмой, – добавил он.

Разговор уходил в сторону, уводя за собою мой страх. Испытав облегчение, я переспросил:

– Догмой?

– Именно она рождает чувство, – раздался ответ.

Внезапно я оказался в маленькой кухне. Помимо меня, в ней находилось ещё двое. Мы разместились за столиком, под рваным, тусклым абажуром. На старенькой плите закипал чайник. Незнакомцы беседовали, взглядами приглашая присоединиться. Я посмотрел на пожилого мужчину и мысленно согласился с ним. Он считал, что религии призывают к миру, но в любом тексте каждый найдёт оправдание своим поступкам. Ему оппонировал юноша, по всей видимости, атеист. Он напористо убеждал в агрессии религиозных конфессий, ратуя за светский уклад. Приводя в доказательство инквизицию, взглянул на меня. Завершая, отметил: исповедуй Россия иное мировоззрение, мы бы жили в другом государстве.

Пока он говорил, мною владели противоречивые чувства. Дело в том, что я не религиозен. Моё отношение к этим двум складывалось из симпатии и антипатии. Не в силах привести аргументы, я неприязненно посмотрел юноше в глаза. Внезапно всё исчезло! И вновь я оказался в своём кресле. Перемены в ощущениях давались тяжело. Мгновение назад я был зол и думал, это реальность. Но всё оказалось игрой воображения.

– Полагаю, – голос не оставлял выбора, – ты не станешь отрицать несогласие с юношей?

Слушая, я больно ущипнул себя. Проснуться по-прежнему не удавалось:

– А ведь он, выражая мнение, задел твои чувства и тебе это не понравилось. Ты опутан традициями и обречён повиноваться догмам.

У меня медленно «закипали» мозги. Информация усваивалась сразу, только сильно болели виски.

– Твоя боль скоро пройдёт. Ты озлобился без причины – это сработала догма! Её формула проста: нет, потому что нет. Трудно бороться с догмами, а те, кто пытается, заранее объявлены сумасшедшими…

Сказанное находило во мне понимание. И тогда собеседник вкрадчиво произнёс:

– Небеса создали лучшее из творений, но, увидев результат…

– Лучшее? – перебил я.

– Лучшее, – продолжил он. – Лучшие всегда виноваты! Их вина, что не такие как все. Ты полон недоверия, но вдумайся: его проступок – в решимости иметь собственное мнение. Не это ли вожделенная свобода, которой вам недостаёт? Впрочем, никто не желает свободы больше, нежели рабы.

– Тебя послушать, так ты – ангел, – возразил я.

– Так и есть. Падший, только. Странно, вы популяризируете миф, причём самым действенным способом. Рекламируете запрет. Если я враг, забудьте обо мне, забвение – лучшее наказание!

Его логика была безупречна:

– Не сердись. Рабу пристало скрывать эмоции.

От обиды потемнело в глазах. Я молчал.

– Напрасно ты обиделся. Ведь вы по доброй воле, считаете себя рабами.

Не дожидаясь ответа, он принялся рассуждать:

– Сделай милость, скажи, почему, считая себя рабами, вы называете Бога Отцом?

Возразить было нечего. Тогда он закончил мысль:

– Будь хотя-бы честен. Называй его не отцом, а, как пристало рабу – хозяином! Неужто ты не понимаешь, дети не могут быть рабами родителей? Иисус говорил об этом: «…и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах…»