Владимир Опёнок - Невымышленные рассказы

Кто был на Востоке, навсегда останется в плену его дивной красоты. Праздничное ликование красок не выразить словами. Смешавшись с запахами, они устроили фейерверк, заставляя блекнуть фантазии своих восторженных поклонников! До сих пор мне снится восточная ночь, полная чарующих запахов и звуков. Её непроглядная тьма усеяна мириадами звёзд. Изысканным очарованием веет ночное небо, и пряным вкусом вторит ощущение сказки, унося воображение прочь. В горах безжалостное время оттеняет красоту скал. Их отвесные стены – глубокие колодцы! Вырыты могучими исполинами, они хранят вековое молчание. Звенящая тишина непреклонна, как суровый страж. Время покоит тайны в глубине бездны. Громадная толща воды не спешит поделиться секретами. Мне захотелось раствориться в прохладе, ощутив себя частью природы. Я смотрел на фонтан и одиночество тоской сжимало сердце.

Мысли мои, несмотря на потрясение, были ясны. Мне нравилась их прохлада, они не метались хаотично, но каждая имела свой путь. Это было приятное ощущение слаженности и гармонии. Они уносили в прошлое, далёкое и нереальное. Угадывая желания, меняли картину за картиной. Блуждания по галерее воспоминаний продолжались до утра. Я снова был с теми, кто мне дорог.

Шло время. По обыкновению встречая рассвет, я почувствовал, мысли изменили отношение. Они метались, словно перепуганные белки. Неожиданно зазвонил телефон. Надрывая голосовые связки, он пытался что-то сказать. Механически я отключил его, и тревога, ожидавшая свой час, набросилась…

То время наградило не только воспоминаниями. В память о себе оно подарило сон. Когда-нибудь им поделюсь, и может, он найдёт того, кто по достоинству его оценит.

Прошло несколько дней. Закаты смешались с рассветами, и я потерял счёт времени. Словно норовистый конь, понесло оно вскачь. Странное беспокойство завладело мной. После недолгих раздумий набрал номер доктора. Трубка мягким женским голосом сообщила, хозяин на работе. Перезвонил в больницу. К телефону доктор подошёл сам. Мы обменялись любезностями и коснулись основной темы. Он убеждал немедленно начать процедуры. Аргументируя тем, что теряю время, пригрозил: если буду упорствовать, месяца через два ему не с кем будет спорить. Правда, спохватился и попытался перевести сказанное в шутку. Но слово не воробей. Разговор не клеился. Обменявшись пожеланиями благ, мы завершили беседу.

Пребывая наедине с мыслями, я взглянул на себя со стороны и увидел, как холодной, скользкой рыбой в меня вползает тревога. Из любопытства прикоснулся к ней. Она сияла и переливалась, принимая любую форму…

Невероятные ощущения! Внезапно всё исчезло. Я остался наедине с фразой доктора. Обретя очертания сказочного существа, она поставила перед выбором. Мне не хотелось вновь подвергаться сочувствию, и я решил не ездить в больницу. Определённость наступила и принесла облегчение.

Отношение людей к смерти – предмет моего искреннего удивления! Казалось, сознавая неизбежность, пора призадуматься, но, времени недостаёт. Однако стоит ей приблизится, как слова замирают на устах. Смерть! Её дыханье рождает чудо! Тот, кто вчера был господином, превращается в раба. Становится невольником страха, своего самого неумолимого властелина. Редко кому удаётся освободиться из невидимых пут. И вдруг Капризная уходит, оставляя до поры, что принадлежит ей по праву. Но мало кто помнит, как дышал, чувствовал словно в последний раз…

После операции прошло немного времени, а во мне произошёл настоящий переворот! Моими спутниками стали мысли о смерти. Понемногу я привыкал к ним. Мировоззрение менялось, и я погружался в пропасть, именуемую равнодушием. Неожиданно решил ознакомиться с текстами Библии. Иногда хватался за неё, а бывало, забрасывал и часами был недвижим, уткнувшись в потолок. Часто тело сутками оставалось без движения, и я забывал что-либо поесть. Время не замечало мою берлогу, но меня это не тревожило.

Однажды встречая зарю, заметил, природа во дворе разительно переменилась, и я долго пытался понять, что произошло?! Помучившись, сообразил: пришла осень. Это заставило запаниковать! Интуитивно чувствовал: между изменениями в природе и мной есть какая-то связь. Упрямо пытаясь её нащупать, получил ответ – после операции прошло почти три месяца! Странно, я не почувствовал облегчения от этого, казалось бы, радостного известия. Наоборот, меня словно обманули! Душевное равновесие, доставшееся таким трудом, рушилось. Я протестовал против подаренной мне неожиданной отсрочки. Мысль о том, что буду жить, казалось абсурдом! Я уже свыкся со смертью и отвергал любые попытки думать о будущем. Нервы были взвинчены до предела. Терзала мысль, будто кто-то посмеялся надо мной. Спасительный обман превращался в изощрённую пытку! Но продолжалось это недолго.