– Холодного железа боятся люди, не эльфы.
– … – улыбнулся в ответ клинок Лиэслиа (быть может, чуть сконфужено), а сам юный эльф (ему соизволилось пребывать в юности), продолжая свою руку этим серебряным клинком – превратил ее в недоумение! Тогда серебро клика ответило и в свой черед перекинулось в тонкость позеленевшей бронзы (эльф играл временами и этносами с их пассионарностью, и подумал о неслучайной слепоте Гомера), и недоумение стало недоумием, стало нелепостью: даже тонкая минойская бронза слишком и слишком вещественна и не настолько растворена в минувшем , чтобы говорить многоточием.
– Твой клинок понимает меня. А ты излишне учтив, – сказал Эктиарн, на деле не говоря ничего, но именно этим «ничем» извлекая из манжеты на левом рукаве камзола (правый рукав обнимает правую руку, в которой клинок) хитрый метательный нож – но движение смысла этого нового (и заранее не оговоренного) оружия от Лиэслиа не укрылось, конечно… Конечно же, самого броска он увидеть не мог – ведь его попросту не было, только тень его смысла; потом Лиэслиа взял из воздуха этот бросок; потом двумя пальцами левой руки взял из воздуха нож – чтобы тотчас его выронить…
– Холодное Железо! – крикнул этот вырвавшийся из рук нож, причем крикнул прямо в лицо эльфа (ибо был взят из воздуха у самого лица – и так уже Лиэслиа достаточно промедлил, изображая браваду!), ибо смыслу ножа хватило умишка сообразить, кому был предназначен; и пока нож падал к ногам эльфа, Лиэслиа смотрел на подушечки пальцев, которые дымились и шептали ему:
– Мы были самонадеянны, зная о твоей неуязвимости!
– Да. – соглашались с ними Лиэслиа и Эктиарн – но лишь до тех пор, пока нож еще падал! Потом его падение обернулось тяжестью, землистостью и тяготением матери-Геи (Лиэслиа все еще помнил о минойцах); и вот здесь, пока юный эльф пребывает во времени и тем себя ограничивает, возможно описать его будущую внешность, то есть как он будет выглядеть в глазах человека? Но здесь открывается тайна: если ты из людей, но увидевши эльфа, ты подходишь к человеческой грани и становишься «все еще человек».
– В бою берешь то, к чему дотянется рука и воля, при условии, если ты все еще эльф, – сказал Эктиарн, на этот раз говоря губами, а не смыслами губ – уже самим их движением давая понять, как движется вокруг своей оси слово, которое чем-то подобно картонному глобусу (который, если дальше развивать банальность, чем-то подобен либо птолемеевой плоскости на китах, либо зрелой планете-виноградине на грозди среди других виноградин) – а потом вдруг убрав эту ось из вращения!
Разумеется, данный «урок» не являлся обучением или прелюдией к нему, он оказывался пре-людией, ведь люди жизненно необходимы эльфам; клинок Эктиарна (не называю мечом или из какого он серебра) взмыл у него над головой. и рука эльфа потянулась за ним – тотчас клинок принялся изменяться! То есть становился железным; то есть принялся говорить не на языках фехтовального танца, а языком изменения, но – обратного: клинок уходил от эльфийского серебра, убегал назад, деградировал – да как угодно можно было «это» называть! Клинок становился железным, но «это» не означало, что ему необходимо железо: в бою берешь то, что потребно для боя; быть необходимым означало превысить потребность.
– … – опять улыбнулся бронзовый клинок Лиэслиа – чуть сконфуженный (но так и не выдавший – как до этого выдал метательный нож – себя и своей сути Господину Лошадей и не принявший его как всадника), ведь он ответил многоточием эльфу, но лишь для того, чтобы опять и опять не принять его всадником…
– Повторения как способ – способны и углубить, и возвысить, но сами они лишены способностей – это как вещь без вещего! Выйди из времени, – сказал Эктиарн, чей клинок уже совершенно стал состоять из железа. Тогда Лиэслиа (чуть сконфуженный, ведь привязанность к определенному времени сродни недолгой привязанности, иначе – временности) тоже позволил своим губам шевельнуться:
– Я не сдаю крепостей.
– Но их сдали твои минойцы, пустая утроба, якобы породившая эллинов! – и все это время (из которого было не выйти) оба их клинка, бронзовый якобы юного эльфа и все еще железный его якобы учителя были почти неподвижны (то есть «все еще» неподвижны) и располагались от своих хозяев чуть в стороне (как бы за ними наблюдая) – причем железный клинок Эктиарна был вознесен (и превозносился) высоко-высоко (как Стенающая звезда) и был холоден и прекрасен, а клинок Лиэслиа был отведен в сторону и казался тонок и бархатист… Но лишь так клинки могли видеть друг друга со стороны и лишь так могли видеть своих «хозяев».
Читать дальше