Ксения Хиж - Письмо из прошлого

– Замолчи! – Анну затрясло, она сжала кулаки и прошептала сквозь зубы: – Да ты мне в дочери годишься, не смей так со мной разговаривать!

– Знаю я про вашу дочь, тоже мне мать нашлась! – Оксана нагло хмыкнула. – Брошенный никому не нужный подросток. Она у вас и пьет и курит, шастает по ночам. Конечно, есть с кого пример брать!

– Заткнись!

– А то что? Пожалуетесь на меня заведующему отделением? Да, пожалуйста! А может я вообще, первая это сделаю! – Оксана вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.

Анна, поддалась порыву, бросилась следом, но остановившись посреди темного коридора, облокотилась о стену и медленно сползла на пол. Хотелось рыдать, но слез не было. Она закрыла глаза, а в ушах вдруг треск ламп сменился голосом дочери:

– Мам, до первого сентября месяц остался…К учебе будем готовиться?

Анна открыла глаза: пред глазами круги, темный и без того коридор погрузился во тьму.

– Будем, дочка, будем, – тихо прошептала она, вспоминая утренний разговор с дочерью…

…Анна вошла на кухню, поправляя на голове бигуди, муж и дочь уже сидели за столом.

– Чего ты так рано встала? – спросила она у дочери, присаживаясь за стол.

– Чай налить? – вместо ответа спросила Маша и уже потянулась к чайнику.

На кухне прибрано, но она точно помнила – ночью весь стол был заставлен грязной посудой. Анна обернулась и, как и предполагала у двери увидела несколько мусорных пакетов, забитых до верха. Дочь прибралась.

– Ты вчера во сколько пришла?

– В полночь. – Ответила Маша, поставив перед матерью кружку с чаем.

– Ясно. – Анна сделала глоток, задумалась, опустив голову.

Маша взяла с тарелки печенье, поскребла тонким пальцем край слегка облупившегося блюдца, сказала:

– Треснутую посуду нельзя держать в доме.

– А то что? – мать усмехнулась, вырванная из размышлений.

Маша пожала плечами:

– Жизнь будет с трещиной.

– Она и так с трещинами. – Сказал отец, перелистывая газету. – Вон, что в мире творится!

Грубоватый от многолетнего курения смех матери заполнил пространство. Маша улыбнулась, окидывая взглядом мать: еще не старая, но от былой красоты мало чего осталось. А с фотографий, висевших на стене коридора – мать смотрела на нее молодой и красивой, блондинкой с большими зелеными глазами и курносым носом. Да и сейчас глаза матери были все такими же зелеными, но не яркими, как сочная молодая зелень, а тусклыми, как осенние листья, с темными припухшими кругами, почему-то никогда не исчезающими, даже в те редкие, теперь уже, дни, когда мать не пила.

– Скоро сентябрь. – Сказала Маша. – Надо бы к училищу подготовиться.

– Да, кстати, – вновь подал голос отец и посмотрел на время, дрожащими с похмелья руками отложил газету на край стола. – Мне на работу пора. До вечера.

Он поднялся, отодвинув от себя недопитый крепкий чай, потрепал Машу по волосам, прикоснулся пальцами к плечу Анны и вышел в коридор. Через несколько минут входная дверь со скрипом закрылась. В повисшей тишине слышно, как тикают, висящие над столом круглые желтого цвета часы, как мать делает глотки чая.

– Так что с учебой? – спросила Маша, представив себя в черном сарафане, в котором появлялась на первое сентября последние два года. – Сарафан мне мал.

– Я знаю, дочка, – ответила Анна и посмотрела на нее долгим взглядом. – Все купим, но позже.

– Хорошо.

– Чем будешь сегодня заниматься?

Мать снимала с волос бигуди и складывала их по одной на стол.

– К Гале пойду, она попросила с ней на почту сходить. Ей посылку тетка из Германии прислала.

– Сходите. – Мать кивнула, взъерошила пальцами волнистые короткие волосы. – Опять шмотки?

– Скорее всего. – Маша пожала плечами, жалея о том, что у нее нет такой родственницы.

– Буржуи! – мать дернула плечом, закурила.

– Ма, ты опаздываешь.

– Нет, нормально. – Обе посмотрели на стрелки часов, сквозь сигаретный дым, подымающийся к потолку.

– Мам? – Маша попыталась заглянуть матери в глаза.

– Что?

– Зачем ты пьешь?

– Ой, Машка, хватит! – отмахнулась та и подошла к окну, открывая форточку.

– Когда-то мы были счастливы.

– Все проходит, – отозвалась мать. – Счастье – это всего лишь миг. Счастье скоротечно, как и сама жизнь. Все когда-нибудь заканчивается. И жизнь тоже.

– Что ты такое говоришь? – Маша бросила на стол недоеденное галетное печенье. – Все зависит от нас самих.

– Взрослеешь. Выглядишь старше.

– Знаю.

– Извини, – мать обернулась, в глазах блестели слезы, но Маша уже вышла с кухни.