Юлия Диброва - Пять красных футболок

Пролог

Мой лечащий врач Степан Дмитрич три месяца назад, после того, как я получила травму головы при неизвестных мне обстоятельствах, настоятельно рекомендовал вести дневник и записывать все события прожитого дня. Он говорил, что почти наверняка, так моя память будет восстановлена гораздо быстрее и хотя бы на семьдесят процентов. Дмитрич предупредил, что при моем типе ретроградной амнезии события прошлого либо навсегда будут утеряны, либо заменены неосознанными фантазиями, потому советовал больше общаться с родственниками и прежними друзьями, которые могли бы направить меня в сторону правильных воспоминаний.

Я почувствовала, что пришла в сознание, но открыла глаза не сразу. Дикая головная боль, одновременно распирающая изнутри и давящая снаружи, дала понять, что я до сих пор жива. Легкие наполнил прохладный воздух с примесью запаха, какой бывает только в больницах от лекарств. Медленно меня возвращало в реальность, но открывать глаза я не спешила – было страшно. Тошнота подступала и я непроизвольно замычала.

– Лиза… Лиза, кажись очухалась, – прозвучал тяжелый женский голос.

Чьи-то шаги приближались из глубины помещения. Я открыла глаза и первое, на что обратила внимание, как было ярко вокруг. Не от солнечного света, а от белизны электрических ламп, из-за чего хотелось зажмуриться. Окно в палате было совсем крохотным, не больше ящика из-под овощей, разглядеть в него какой-либо пейзаж было трудно, но я точно отметила про себя, что на улице было очень серо. С неба срывался мокрый снег и тарабанил по металлическому подоконнику. Глухой стук вернул меня к ощущениям тела. В испуге я пыталась пошевелить пальцами рук, чтобы проверить не отнялись ли они у меня, а потом пальцами ног. Кажется, все работало. Это успокоило, но чтобы посмотреть на свои ладони мне пришлось сделать невероятное волевое усилие шеей, которая казалась неповоротливой толстой бетонной трубой.

В палату вошла медсестра. Лиза внимательно осмотрела мою голову, приговаривая «так, так—так». Не знаю, о чем я беспокоилась больше: о том, что произошло со мной или не означают ли эти ее «так—так», что добропорядочные и ответственные врачи, спасая мою жизнь, состригли клок волос у меня на голове .

– Сейчас придет врач, – ласково произнесла Лиза и дружелюбно улыбнулась.

На вид Лизе было не многим более двадцати. Ее хрупкое телосложение и легкие порхающие движения напоминали балерину. Первые сутки я никак не могла состыковать в воображении этот образ с профессией медицинской сестры. Но в последующие дни радовалась каждому появлению Лизы, одним даже своим присутствием, она напоминала о том, что добрых людей на Земле больше. Через несколько минут после прихода медсестры в дверном проеме появился Степан Дмитрич, хирург со стажем более пятнадцати лет и человек, чьи рекомендации в последствии изменили мое восприятие себя и мира. Доктор молча кивнул Лизе. Она снова улыбнулась и быстро поправив мне подушку, развернулась и спешно удалилась из палаты.

– Вам может казаться сейчас, что все ужасно. В действительности, это прекрасно, – сказал врач как бы самому себе.

Я заинтересованно взглянула на него. Неведомая магия исходила от этого человека.

– Меня зовут Степан Дмитриевич, – сказал он, глядя на мой лоб, – я заведую реанимационным отделением, в котором вы сейчас находитесь. Прошло почти четырнадцать часов после того, как вы к нам поступили.

Я смутно понимала, что происходит и о чем говорил этот мужчина в белом, но по мере общения, я успокаивалась, а он внимательно вслушивался в каждое мое слово. Большие широко посаженные светло-карие глаза смотрели мягко и без укора. Среди множества медицинских терминов я услышала самое главное, что мне было необходимо в тот момент – это сочувствие. А больше и не нужно было!

– Значит… я была в отключке четырнадцать часов? – удивилась я, – Отличная возможность наконец выспаться…

– Мне нравится, что вы из числа тех пациентов, которые побывав на том свете, возвращаются с чувством юмора.

– Я была при смерти?

– Вы были в коме. Удар был сильным, – он взглянул на небольшую икону, которая висела в углу у самого потолка, – я совершенно поражен, как вы вообще сохранили способность к тому, чтобы даже разговаривать. Как Вас зовут?

Вопрос, на который ответил бы и трехлетний ребенок поставил меня в тупик. Я не помнила ни своего имени, ни того, сколько мне было лет и где я жила. Видя мою растерянность, Дмитрич продолжил разговор, но произносил теперь каждое слово медленно, будто хотел убедиться действительно ли я его понимала. Движения врача были такими же неторопливыми, как и речь. По-моему, он больше походил на психотерапевта, чем на хирурга. Собственно, чем отличается хирург от психотерапевта? Оба копаются в людях, только разными инструментами.