Юлия Диброва - Пять красных футболок

Оля раскрасневшаяся смотрела в пол, а я уставилась на нее, не зная как реагировать. Возможно, надо было быть благодарной за то, что она не оставила меня, вызвала скорую и даже вещи личные принесла. Но в то же время мне хотелось схватить ее и потрясти как следует! Ведь именно из-за нее я оказалась здесь.

– Да, ты герой, пациент! – радовалась Белла.

Мне было не до шуток.

– Зачем ты пришла? – спросила я Олю серьезно, – Зачем? Показать мне человека, по милости которого я теперь отлеживаю бока на больничной койке, не имея представления о том, как жить дальше?

– Зачем ты так, Виктория? Я пришла отдать документы. Послушай…, – запричитала Оля, – я…

– Уходи! – прошипела я.

Белла молчала, а Оля с застывшими слезами на глазах встала со стула, не отпуская свой проклятый пакет и убежала к выходу, чуть не сбив с ног вернувшуюся Лизу. Когда мы остались в палате вдвоем с Беллой, палату наполнила тишина, нарушить которую никто из нас не осмеливался. Я уставилась в потолок, не моргая. Казалось несправедливым, что пытаясь помочь другому я сама оказалась в столь нуждающемся состоянии. Во всем я винила только Олю, ведь из-за нее я потеряла здоровье, забыла близких, и теперь жила в абсолютном неведении, у меня практически не было средств к существованию, неизвестно было смогу ли я вернуться к той работе, которая была у меня до травмы, почти ничего о ней я не писала в дневнике, кроме того, что страдала от несносной начальницы по имени Лана, которая использовала меня в своих интересах и что-то важное скрывала от своего папаши. Белла не разговаривала со мной, будто обидела я ее, а не Олю, но это было очень удобно, потому что я наконец смогла в тишине почитать старые тетради и успокоиться.

Запись из дневника:

«Лана слишком привыкла, что я никуда не денусь и соглашусь на любые условия. Как же она удивилась, когда я заговорила про оплату работы в выходные! Неужели она думала, что я всегда буду работать на условиях начинающего специалиста? Чего стоят только ее махинации. Я устала! Устала прикрывать это, а сама даже рубля с того не получила. Ведь, в случае чего крайней окажусь я. Не она! Зачем я подставляюсь? Да, сейчас мне хочется отвлечься… Прости… Я скучаю. И работа помогает мне справиться».

Я читала и не понимала собственный ход мыслей. Похоже, работа стала моим врагом и товарищем одновременно, потому что так я отвлекалась, но вот было ли дело, которым занималась, мне по душе – едва ли.

Запись из дневника:

«Как быть? Я так привыкла к этой работе, что боюсь что-то менять. Начинать все заново и находиться неизвестно сколько в состоянии «не жив, не мертв». Только не сейчас. Только не сейчас! Лучше я буду при деле, иначе затоплю квартиру слезами. Обидно только, что Лана никогда не выполняет свои обещания. Всякий раз обещает, что на вырученное купит новое оборудование, ремонт санузлов сделает, которые я устала сливать по пять раз за заход… Я уж не говорю про премирование. Все захапала и даже выделила себе «персональный толчок с замочной скважиной»! Знает ли она какую грязь о ней судачат за спиной? То и дело коллеги бормочут про нового любовника, которого она приручила деньгами и даже муж ее, какой он там по счету, смирился, потому что боится потерять расположение ее отца. Смех и грех, да и только».

Мне было не по себе читать эти строки. Что за человек была эта Лана и как я могла работать в подобных условиях? Не было ничего хорошего в том, чтобы обсуждать подобные вещи с коллегами, копаться в чужой грязи, но таковой была, по-видимому, моя жизнь. В этом мне еще предстояло разобраться. Не в силах найти сразу ответы, я исследовала сумочку, которую принесла Оля. Я достала мобильный телефон и сразу принялась смотреть пропущенные звонки. Вместо ожидаемых «мама», «папа», «муж» или «любимый», я увидела тридцать четыре пропущенных от «Лана». Белла встала с постели и направилась в туалетную комнату. Чем меньше времени оставалось до выписки, тем чаще она там уединялась. Я заметила, что соседка озадачено посмотрела на меня.

– Ты в порядке, пациент? Что-то вид бледный.

– Я ожидала увидеть звонки от родителей, но нет ни одного.

– Может быть, они уехали в отпуск? Не печалься, пациент. Вика… Никак не привыкну, что теперь у тебя есть имя, – она улыбнулась.

– Как думаешь, – нерешительно спросила я, – она вернется?

– Ты про Олю, что ль?

Я виновато кивнула.

– Эх, пациент, сначала обижаешь человека, а потом спрашиваешь.

Мы одновременно посмотрели в окно. И откуда взялась такая серость? Дело близилось к весне, но солнце не желало навестить город, ставший и без того угрюмым.