Нежина Александровна - Ирина

В окно я увидела большую вывеску – «Зоомагазин», и, направляясь к Максиму предупредить, что буду ожидать его там, услышала разговор.

– Куда подевался Жбан? Он только что был здесь. Ты в курсе, Макс, он теперь смотрящий.

– А вот он я, – громко воскликнул подошедший мужчина. – Здорово, брат лихой! Каким ветром в наших краях? – он обнял Максима.

Увидев наколки на его руках, я в растерянности остановилась…

Он кивнул в мою сторону.

– Твоя бикса?

Максим обернулся и подтвердил:

– Да, невеста.

– Хороша… Сразу видно – наша. Приглашай на свадьбу, слышал, ты сейчас у Панкрата.

Максим вопросительно смотрел на меня, и я сказала про зоомагазин.

– Да, конечно, иди, я приду туда, – он отвернулся, что-то отвечая мужчине.

Разглядывая в магазине разных зверушек, я забылась, но когда он зашел за мной, спросила:

– Максим, кто эти люди? Чем они занимаются?

– Друзья детства. А кто чем занимается, – он пожал плечами, – мне без разницы. Идем-ка лучше к нашему «батюшке».

Красноярск был родным городом Максима. С гордостью показывая его, он увлекался в рассказах настолько, что становилось непонятно, где быль, а где легенды. И, слушая очередной рассказ, я, завороженная мощью Енисея-батюшки, никак не хотела уходить со смотровой площадки на набережной.

Приближался день отъезда. Избавиться от карабина я категорически отказалась, но в аэропорту могли возникнуть проблемы, поэтому пришлось взять билеты на поезд. Вечером, упаковывая вещи, я решилась задать мучавший меня вопрос.

– Максим, а почему мы не были у твоих родных? Дед Саша говорил, что вы с отчимом не в ладах, но у тебя здесь мама и две сестренки.

– Долго объяснять, и не хочется… Там своя семья.

– Ну, расскажи, пожалуйста. Я почти ничего не знаю о тебе.

– А что знаешь? – он снисходительно улыбался.

– Знаю, что тебя посадили в тюрьму. За что – не знаю.

– Еще ты не знаешь, что до этого два года я был в спецшколе, а проще – на «малолетке».

– А туда-то за что попал?

– А тоже почти ни за что, – улыбка сползла с его лица. – В этом «почти» – вся суть.

Было видно, что он нервничает. Я обняла его.

– Успокойся, хороший мой, не надо ничего рассказывать, я и так люблю тебя.

Он развел мои руки и усадил в кресло.

– Нет – надо. И не такой уж хороший… Когда мне было четырнадцать лет, комиссия решила, что я плохой, и отправила на перевоспитание.

– С чего это она так решила, – задорно спросила я, пытаясь снять нервозность.

– С того, что я прогуливал школу, целыми днями болтался с пацанами на улице и даже подворовывал в магазинах самообслуживания.

– А почему болтался на улице? – задор мой постепенно пропадал.

– Потому, что отец уличил маму в измене, и целый год дома шли дикие скандалы. Меня они в упор не видели…

Мне было уже совсем грустно, но я понимала, что ему необходимо выговориться, и продолжала спрашивать.

– А твой отец… Где он сейчас?

– Он был военным летчиком, но стал сильно пить, и его уволили из армии. Пока меня «перевоспитывали», родители развелись. Отец ушел в полярную авиацию и «запропал» где-то во льдах…

– Как же ты смог поступить в институт с такими проблемами?

– Когда меня выпустили, мама была уже замужем. Чтобы поменьше с ними общаться, я с головой ушел в учебу и поступил довольно легко. Только вот дернуло меня написать в анкете, что был в спецшколе.

– А какое это имеет значение? То ведь было в детстве.

– Никакого. Но если захотят припомнить – имеет.

– И тебе припомнили?

– Да. Я был отличником, пользовался уважением, и на втором курсе меня выбрали старостой группы. На нашем факультете учился Игоша – сынок второго секретаря райкома. Все знали, что он ширяется – гнида мажорная…

– Что делает? – переспросила я.

– Ну, если по-нормальному, – балуется наркотиками. Утром я зашел к своим ребятам в общежитие и столкнулся с ним, выходившим из комнаты напротив. Он слегка растерялся, а я подумал: «Что это он тут делает – его группа сейчас на занятиях». В тот же день стало известно, что из этой комнаты пропали деньги, собранные на покупку телевизора. Я сразу сообразил, чьих рук это дело и хотел, не поднимая шума, заставить его вернуть деньги. Как потом выяснилось, он узнал, что я ищу его, и убежал к папеньке жаловаться. На следующий день меня вызвали к ректору, и было сказано, что если я добровольно верну украденное, то в милицию заявлять не будут, а просто исключат из института. Заикаясь от возмущения, я не мог вымолвить ни слова, и он добавил: «Не надо притворяться – есть свидетель того, как ты выходил из этой комнаты». Я с трудом сумел выдавить из себя, что это Игоша выходил оттуда. Ректор аж затрясся: «Негодяй! Каким-то чудом ты, со своей запятнанной биографией, оказался в институте, и смеешь возводить поклеп на мальчика из такой семьи!» Выбежав из кабинета, я заметался по институту в поисках этой сволочи и нашел его в спортзале. Заметив меня, он завопил: «Ребята, крыса сама к нам пожаловала!».