Александр Кабаков - Бульварный роман и другие московские сказки

Или, допустим, останавливает вас на трассе инспектор ГИБДД старший лейтенант Профосов Н. П., отдельный батальон ДПС. Все как положено – куртка и штаны толстые синего цвета, фуражка красивая немыслимой высоты, безрукавка салатная со светящимися полосами, лицо полное, государственное… Так что же? Станете ли вы утверждать, что за официальным этим лицом не скрывается ничего, кроме физиологической потребности снять бабки с любого проезжающего? Побьетесь ли об заклад, что никогда не испытывает Николай Петрович сомнений во всем сущем, не жаждет высшего смысла и нетленной красоты, не взыскует покоя и воли по завету классика, пусть ему лично и неизвестного? Не станете и не побьетесь, потому что вы ведь неглупый человек и осознаете неисчерпаемую сложность всякой Божьей души.

Вот то же самое и с менее почтенными персонами – с деятелями, предположим, современной культуры, мастерами пиара, умельцами рекламного креатива, просто понтярщиками без определенных занятий, даже, тьфу, прости и помилуй, с политтехнологами. И они люди, и в них живые сердца бьются, ворочаются, болят. По виду-то он настоящий VIP, а копни поглубже…

Между прочим, это I в середине не обязательно значит Important – не хотите ли Invisible? Совершенно Невидимая Персона.

То-то же.

А что касается Тимы Болконского, то он прилетел благополучно на родину и теперь ведет здесь совершенно иную, чем прежде, в видимом виде, жизнь.

Поначалу он, конечно, еще надеялся вернуться к привычному образу существования – ходил по вечеринкам, пару раз с Олесей Грунт созванивался, но всё без толку. Подходит, например, к Володичке Трофимеру, дружку старому и соратнику, хочет его обнять, а тот смотрит красивыми глазами сквозь и кому-то другому улыбается. Олеся по телефону обрадовалась, прибежала, как договорились, в их любимое местечко, в "Отстой-галерею", где обычно вся богема зажигает, но не получилось свидание: Болконский руки распахнул, идет к барышне с объятиями, а она головой крутит и подруге говорит озабоченно: "Что-то Тимки не видно…" Тимофей со злости решил надраться, пошел искать компанию. Ткнулся к Сене Белоглинскому (марганец), а тот мимо прошел, взял за рукав N из федерального комитета по понятиям, но и N в упор приятеля не увидел… И ладно бы за границей, там все равны, но в отечестве, где каждая собака знает! Черт-те что… При чем уж тут гель.

Одно осталось бедняге удовольствие из любимых – на аппарате своем двухколесном отрываться, однако здесь его уж и вовсе кошмар настиг, даже описывать жутко… Ну, значит, ехал он однажды на своей "хонде" по Кутузовскому, отдыхал под ветром, не думал ни о чем. Вдруг, можете себе представить, нагоняет его ржавая помойка, "Пассат"-универсал старый, и высовывается из окна, не поверите, настоящий скелет с длинными зубами и дырками вместо глаз! Ничего себе? И вот этот чертов покойник сдирает Тиму с седла, так что байк без седока улетает вперед и прямо под мусоровоз, блин, представляете, в труху, а Тимофей получает непосредственно в фэйс со всей дури плевок мертвыми слюнями, это, значит, жмур его реально оприходовал. Как вам?! Короче, еле вырвался несчастный из костяных пальцев, кувыркнулся, полежал на траве, а как до дому добрался – убей не помнит. Час мылся, пока могильный запах-то смыл, потом заперся у себя наверху в кабинете, лег на диван оскорбленным лицом вниз, а в голове одно: "Сам чертом стал, вот черти и лезут". Совсем дошел уже, значит.

Хотя, между прочим, зря так переживал, как раз в то время машина с мертвецами часто появлялась на дорогах, от нее многие пострадали. Тот же Абстулханов Руслан – помните? – вообще трагически погиб, и политик N не уберегся, полетела его светлая голова при невыясненных до конца обстоятельствах, и легкомысленную в целом Олесю напугали проклятые до икоты, так что она сразу улетела куда-то на острова отвлечься, и даже вышеназванный старший лейтенант Профосов из-за скелетов получил психическую травму и неполное служебное с последующим увольнением из органов – словом, наделали гады шороху по Москве.

Но герой нашего повествования решил, что все было направлено лично против него, и совсем расстроился.

Стал он после этого жить тихо в своем подмосковном доме, в семье. Домочадцы – возможно, будучи как бы своего рода обслуживающим персоналом, для которого не существует чудес, – прекрасно его различали, он для них был видимый, как будто ничего и не изменилось, хотя на самом деле изменилось многое. Например, брился Тима теперь редко, отчего маленькая его фасонистая бородка превратилась в пегую неровную бороду, а на голове обнаружилась порядочная плешь, вокруг которой шевелились в воздухе длинные и тонкие, как у пожилого человека, волосы. Так что стал похож недавний модник на сумасшедшего профессора из какого-нибудь фантастического фильма, обычно такой профессор изобретает счастье человечества, а негодяи его используют в своих негодяйских целях. Новый образ Тимофея семейству даже нравился, жена смотрела на него с жалостью, через которую, как известно, женский российский характер проявляет истинную любовь, дети, приезжая на каникулы из Англии, гладили его по лысине и добродушно шутили.