Павел Рупасов - Записки санитара

Занавеска мало препятствует проникновению запаха в коридор, так что всем людям в приемном отделении этот запах достается. По отсутствию протестов со стороны «чистых» больных и сопровождающих их родственников можно сделать вывод о характере и россиян, и значительно разбавивших их ряды в последние годы жителей бывших азиатских республик. В вагончиках на стройках, где эти жители живут постоянно человек по десять, – атмосфера аналогичная – им привыкать не приходится…

Больные, с родственниками и без, находятся в приемном отделении от часу до двух, трех и четырех часов. За это время проводится их обследование (осмотры врачами-специалистами, кровь, рентген, МСКТ, ЭКГ и прочее). Вот здесь больные ропщут… но это не помогает – обследование есть обследование. Для облегчения состояния имеются четыре лежака в двух кабинках, одноразовые стаканчики, водопроводная вода, пятиместные железные лавочки в коридоре, числом семь, и незапирающийся туалет. Девочки, что сидят возле, в коридоре, сторожат мальчиков, и наоборот, если вы пришли в туалет без родственников и пока справляете нужду. Естественно, о салфетках и одноразовых полотенцах задаваться нет смысла.

Всю эту грязь беспрестанно убирают две санитарки, но туалет – такая «тема», куда идут люди, с которыми всегда «что-то случилось», поэтому в туалете с вами всегда очередной шок.

Для перевозки неходячих больных имеются четыре инвалидных кресла и четыре каталки (носилки на колесиках), а также четыре кресла для перемещения больных здесь – по коридору. Весь этот «гужевый» транспорт не модернизировался давно, изношен, тарахтит, бросает грязь из-под колес на больных, подставки для ног отсутствуют, ткань «залоскнута» и не отмывается, возят на них всех, не делая различия, – и грязных, и бомжей, и чистых людей.

Естественные надобности у больных людей имеют более широкий перечень и «масштаб», чем у здоровых, он дополняется опорожнением желудка, вытекающей из них кровью, уличной грязью на их одежде и телах, и еще бог весть чем, так что все тяжелые больные, сбитые машинами, упавшие, побитые грабителями и в драках, ходячие и находящиеся без сознания в коме, – все они через одного описались и обкакались в разной степени консистенции, испачканы, промокли во всем перечисленном, в самых немыслимых комбинациях испачкана их одежда, они от этого мерзнут, для чего у санитаров по сопровождению больных имеются одеяла. В этом месте не стоит спрашивать, где у каталок и одеял «головной» конец, а где «ножной». Бессмысленно и вредно задумываться – почему кресла такие грязные и такие старые. Так же совершенно бесполезно задаваться вопросом – почему асфальтовые дорожки, по которым развозят больных по отделениям и на обследования между пятью корпусами больницы, такие неровные, а каталки железные, такие ржавые и такие громыхающие, а кресла – «хромые» и ломаные. Те качества россиян, которые позволяли им выжить в приемном отделении, должны постоянно поддерживаться на уровне – тренироваться, чтобы качества эти не снижались – дороги и «транспортные средства» у россиян по-российски аскетически брутальные.

После приемного отделения и тряской дороги больные попадают в свои отделения. В больнице отделений почти двадцать – всякие неврологии, терапии и хирургии, с номерами и без. Здесь лежат не только в палатах, за правило следует считать, что больной сначала будет уложен в коридоре на «проваленную» раскладушку, носилки или сдвинутые железные лавочки плюс сверху клеенчатый матрас, вещи в пакете возле головы, пальто лежит рядом, а тарелка с остатками недоеденного обеда под кроватью («собачья миска»). Так продумано в организации медицинской культурной столицы России – придется лежать, пока не освободится место в палате. К такому финалу после от двух до шести часовых мучений в приемном отделении, необходимых для уточнения диагноза, многие не готовы. Многие, не понимая ничего в диспетчерской службе, организации отечественной скорой и медицинской помощи, не понимая, как вообще такое может быть в столичной больнице. «Мариинская больница на сегодня одна из крупнейших и самых оснащенных больниц в городе…» – протестуют против того, чтобы их родственники лежали «вот здесь и вот так». Но «бунт» этот всегда «на коленях», он краток, жалок и неэффективен. Наши престарелые родители будут лежать здесь…

Те, кто берут в руки ручку и бумагу и пишут жалобы, и те, кто не пишут, – все попадают туда, в те места, о которых пишут.

Читать дальше