Н. Рындя: Квадрат Пифагора

Я рассмеялся.

Наш разговор завязался, и мерно потек во времени. С некоторым удивлением, или даже можно сказать – с изумлением я наблюдал за своим собеседником. Сначала даже трудно было предположить, что такой взрослый, массивный и серьёзный с виду мужчина обладает таким юношеским чувством юмора. Его лицо то и дело вспыхивало, отражая веселый нрав, который каким-то чудом уцелел на протяжении многих прожитых лет. Да, признаться, я давно не изумлялся. Даже забыл, как это происходит.

Мы проговорили часа два, пронесшиеся словно несколько минут. Коротко каждый из нас поведал о себе. Я узнал, что Василий Васильевич гостил пару недель у своей младшей дочери, обосновавшейся с мужем лет десять назад в нашей столице. Приезжал, как он сам выразился – «выполнять долг деда». Рассказывая о своей младшей внучке, подраставшей в большом городе, становился похож на заботливую и любящую мамашу. Да и говоря о всей своей, довольно многочисленной семье, искрился каким-то душевным теплом. И моё изумление о нём продолжилось, когда я слушал его рассказы о своих близких. Я что-то и не припомню, чтобы кто-нибудь, когда-нибудь так отзывался о своём окружении. Уж в моей семье до такого, не знаю даже – обожания, или почитания крайне далеко.

Я тоже поделился с Василь Васильевичем рассказами о моей семье, правда, без особого восторга. Но он слушал внимательно, как мне казалось, с пониманием, и обошелся без всяких занудных комментариев. За что я был ему благодарен.

Природный пейзаж, сопровождавший нас во время этих словесных обменов, начал меняться; сначала появились редкие промышленные сооружения, чуть позже картинка за окном отражала множество построек крупного города. Поезд стал притормаживать.

– Интересно, долго будем тут стоять? – Мне хотелось выйти, покурить на воздухе. – Василь Васильевич, составите компанию? – я кивнул в сторону почти остановившегося перрона.

– Спасибо, Женя, я лучше тут… Да и поезд у нас скорый, значит стоянка будет не долгой… Пока соберусь, он уже и отправится…

Я согласно кивнул, и вышел из купе. На перроне было немноголюдно. Да оно и понятно – вокзал не столичный, привычной толчеи здесь нет. Я втянул носом воздух. Всё-таки мне нравилось, пусть и так коротко, бывать в разных местах, где другие запахи, другие люди. Эти недолгие путешествия создавали во мне ощущения чего-то необычного, непривычного. В таких поездках, хоть и ненадолго, но я ощущал себя романтиком, вечно движущимся странником. И это помогало выносить тот, почти однообразный стиль жизни, которым я жил уже много лет. Да….и пойди, объясни это моей жене и теще, которые в два голоса постоянно недоумевают – «на кой сдались мне эти командировки, и зачем я на них соглашаюсь!?». Они у меня далеки от любой романтики… к сожалению.

Василий Васильевич оказался прав, стоянка была недолгой. Ухоженная проводница нашего вагона уже делала жесты рукой, прося вернуться в вагон. Поезд отправлялся дальше.

Я вернулся в своё купе. Поглощенный достаточно унылыми мыслями, перескакивающими то с неромантичной тещи, то с цели своей нынешней командировки, молча сел у окна. Василь Васильевич, оторвавшись от созерцания неспеша проплывающего здания вокзала, поинтересовался:

– Что это вы так задумались, Женя?

Я глубоко вздохнул.

– Да так, про работу подумалось….– Попытался отогнать от себя все эти нерадостные мысли. Потом, неожиданно для самого себя решил поделиться.

– Да вот, мы производим детали узкопрофильные, для крупных производств, меня командировали заключить контракт на поставку… А там человек, который этим занимается, ну что-то вроде снабженца, по моим сведениям – очень трудная натура. По крайней мере, у тех, кто с ним сталкивался, восторга не вызвал… Вот и думаю, на какой козе к нему подъехать…

– Это что значит – «подъехать?». Заинтересовать, что ли?

– Да… по-русски выражаясь, заинтересовать. – Я усмехнулся. Василь Василич нашел объёмное слово, – краткое и понятное.

– Это вот это, что ли? – он потёр большим и указательным пальцем, изображая невидимые денежные купюры.

– Ну, возможно, что и это… Хотя… я так не люблю этим заниматься! – Я даже поморщился. Я, конечно, не мальчик и не девица румяная, знаю, что многие дела только так и делаются, но всё же раньше, слава богу, мне не доводилось ничего никому откатывать. Сама мысль была противной.

– Но определенная трудность в том и состоит, что я толком не знаю, заинтересуется ли этот снабженец вот этим, – я также потер двумя пальцами. – Достоверных сведений о нём у меня нет… Я вам честно скажу, Василь Васильевич, – вот хуже некуда, когда едешь, и не знаешь, с чем столкнёшься – то ли с въедливым хозяйственником, то ли с барыгой…. то ли ещё с кем… Вот и ломаю голову…