Дмитрий Иванов - Коллекционер (сборник)

– Дурак! Какой дурачок! Это же настоящая Франция, не какой-нибудь контрафакт польский…

И сердце сжимается от нежности. И хочется уронить слезу радости. И нет никаких причин, чтобы не сделать этого. Как же не любить милого ироничного увальня, который даже шутит так нелепо и странно? Я вас умоляю!

А где-то далеко за горизонтом растворился молчаливый отдыхающий из Стерлитамака вместе со своим сводным братом-андроидом… тьфу, андрологом – с именем известного литературного «овода», так ему не подходящим. Тот самый, который за столом пережёвывал пищу с невероятным достоинством лордов Шэррингтонов в изгнании, будто шахматную партию переводил в эндшпиль усилием коренных зубов без единой червоточинки. Не доводилось ему встречать таких женщин, у которых непонятно, когда они шутят, когда всерьёз? Наверное, просто никогда до этого санаторского заезда не сталкивался с настоящей женщиной! А если и сталкивался, то уныло проходил мимо, не в силах разглядеть что-то такое, от чего замирает сердце и хочется дарить цветы, прыгать с третьего этажа и совершать прочие милые глупости.

Давно-давно пропал перрон вместе с непутёвой Инкой и её глупыми терзаньями, вместе с фотографом «орлиной площадки», многочисленными поклонниками и памятником… Лермонтову?

И что ей сейчас до этого. Она уже наполовину растаяла в руках своего избранника на всю жизнь… Боже, спасибо тебе, что ты дал Ему такие нежные пальцы!

Этот последний день в Пятигорске она решила начать с исследования. Пошла пешком в направлении центра. Лермонтовский дворик, улица Соборная, спина монумента. Памятник немного ниже, видно только затылок. Чуть ближе, ещё немного…

И тогда она увидела… накачанный от долгих раздумий затылок памятника Ленину.

Как же ей стало весело от открывшегося взору! Такое чувство словами не передать…

Памятник Лермонтову, непонятный женский юмор. Всё переплелось и играло озорными зайчиками раннего кавказского солнца!

Отец-основатель, которого обычно помещали справа от немецкой «сладкой парочки» на первомайских плакатах, нависал своей монументальностью, но ничуть не мешал безудержному веселью. Памятник сей выпустил Долгопрудненский комбинат МКК в 1971-ом году в назидание потомкам, но никто и никогда ещё не путал этого гиганта с классиком русской поэзии.

Она хохотала от всей души. Ей было хорошо, она скоро возвращалась домой. А редкие прохожие шарахались от странной и вечно юной женщины, не понимая причин столь заразительной радости. Но тем не менее, улыбались непосредственности изливаемых чувств.

Но всё это скоро уже будет в прошлом… не далее, как сегодня ночью…

И только одинокий бронзовый орёл над филармонией Пятигорска останется на месте с тем, чтобы гордо и величественно обозревать все памятники Лермонтову. В том числе и этот. Орлу же не объяснишь, что такое революция, и отчего вождей возносят на постамент рядом с их антиподами.

– Вот тебе и на. Началось в деревне утро!

Анка с трудом сообразила, где находится и почему соседи таким безобразным образом ломятся в дверь, да ещё и кричат:

– Сорри, мисс, вставайте! Ехайт будем через три на десат минут.

Где-то рядом тихонько играла музыка. «Похоже на «Pink Floyd», – подумалось Анке. – Собаки лают. Очень в тему».

За окном темень, как у афроегиптянина в зобе – хоть в разведку иди. В голове остатки ночных флюидов танцпола. Тяжело подниматься, когда на пузе стильного в своей ядовитой зеленоватой желтизне ночника со встроенными часами нет ещё и шести. Невероятно сложно гасить в себе упоительный предутренний сон. Особенно на отдыхе. Впрочем, эту экскурсию она выбирала сама. Ага, сообразила, вспомнила. Значит, не всё так плохо, как… как есть на самом деле, ха-ха.

– Встаю, встаю! Не стучите. Сейчас, уже спускаюсь!

Дверь в просторном автобусе марки «Мерседес» медленно поехала и закрылась, аппетитно причмокнув изолирующей резинкой. Пневматический звук при этом вызвал иллюзию свиста занедужившего от долгого воздержания соловья. Затем увертюру поддержал мощный, но экономичный дизель: завёлся, как говорят, с полпинка. Включился кондиционер, и сопровождающий от отеля – сухопарый египтянин… Именно египтянин, а не араб: ох, не любят египтяне, когда их арабами называют! Но, кстати, говорить на арабском и позиционировать данный язык в качестве основного государственного им эта нелюбовь нимало не мешает.