Виктор Колюжняк: Танец песчинок

Я повернулся к Карлу и наткнулся на укоризненный взгляд.

– Будешь читать мне мораль, Карл? – бармен усмехнулся и покачал головой. – Правильно, не стоит. Дело ведь не в том, как он выглядит, а в том, как он с этим живёт. Так что пусть будет благодарен, что я ограничиваюсь словами.

В глазах Карла мелькнула насмешка.

«Посмотри на себя, Любомир Грабовски, – говорил этот взгляд. – Тебя и Бобби Ти различает только то, что в его случае страхи трансформировались в привязанность к еде, а в твоём – к выпивке. Он тебя так раздражает из-за того, что ты видишь в нём кривую копию себя».

– Сделай мне что-нибудь отрезвляющее, – попросил я, решив не обращать внимания на так и не прозвучавшую речь.

Карл пожал плечами и принялся смешивать коктейль из сырых яиц, томатного соуса и лимонного сока. Я следил за его действиями с рассеянной улыбкой и размышлял над одним принципиальным различием между мной и Бобби Ти, которое бармен упускал из вида.

Я нёс свой крест с улыбкой и удовольствием…

Через десять минут, сидя в кабине служебного вездехода в компании хмурого водителя, я пытался представить, кому могла быть выгодна смерть Дока, и не находил ответа.

Да, старик был странным, но не более странным, чем многие жители Медины. Денег у него не водилось, а вокзал, который служил Доку домом, вряд ли мог кого-нибудь заинтересовать, учитывая, что раньше он стоял опустевшим. Кроме того, старик ладил практически со всеми. Его слегка побаивались, иногда подшучивали, но я не мог вспомнить, чтобы кто-то искренне желал Доку зла, хотя и не стоило полагаться на мою память. Сколько я жил в этом городе, старик с его историей появления, в которую я не очень-то и верил, был легендой Медины.

Одна из достопримечательностей вроде песчаных бурь, памятника мэру Орбаису или огромной воронки на месте взорванного бара «Цеппелин».

Мне нравилось общаться с Доком, пусть и случалось это не так часто – либо старик был занят, либо я сам не находил времени. Однако, когда беседы всё же случались, то они приносили удовольствие. Почти всегда расспрашивал Док, но было что-то такое правильное в его вопросах, что на какое-то время помогало выбраться из тумана алкогольных паров и увидеть мир в ином свете.

К сожалению, вскоре очередная передряга загоняла меня обратно, но факт оставался фактом – Док умел поразительно точно проникать в глубину души человека. Возможно, если бы он стал проповедником, то имел бы куда больший успех, чем адепты остальных религий, пытающиеся обратить жителей Медины в свою веру.

Тем не менее, сейчас старик был мёртв, и я надеялся, что сумею заглянуть в глаза тому, кто на это решился.

И буду задавать вопросы, пока не услышу ответов.

Возле вокзала меня встретили пара патрульных вездеходов, фургон на гусеницах с потускневшим красным крестом на боку и личный автомобиль детектива Шустера Крополя. Вопреки здравому смыслу и всепроникающему песку Шустер разъезжал на джипе с брезентовой крышей, высокой подвеской и увеличенными колёсами. Этого монстра он охранял столь тщательно, будто лучшего средства передвижения во всей Медине и быть не могло. Шустер даже любой ремонт проводил самостоятельно, и я подозревал, что внутри джипа скрывается какой-то секрет, хотя напрямую ни разу и не интересовался. Когда-то мы молчаливо договорились, что не будем лезть в жизнь друг друга сверх меры, и выполняли это соглашение до сих пор.

К примеру, Шустер не читал мне нотации на тему выпивки, а я, в свою очередь, ещё ни разу не спросил, почему он всё время носит эти странные очки…

Сейчас же мне предстояло задавать вопросы вещам на месте преступления. Они обычно знают многое, хотя не с каждым готовы поделиться ответами. Всё зависит от того, как ты спрашиваешь.

Я вылез из вездехода и направился к вокзалу. Водитель остался сидеть в машине, достав из бардачка Кубик Рубика. Мозолистые пальцы сноровисто обращались с игрушкой, которую куда привычней видеть в руках ребёнка, чем у сорокалетнего мужчины с лицом профессионального убийцы. Вертя разноцветный кубик, водитель зловеще ухмылялся, будто придумывал способ уничтожить весь город одним ударом.

«Возможно, так и есть. Я не удивлюсь», – подумал я и решил, что в таком случае готов предоставить водителю шанс.

Медина заслужила собственный апокалипсис – к такому мнению я приходил не только, когда был пьяным. С этой мыслью я просыпался и засыпал. Не знаю, почему я ещё оставался в этом городе. Возможно, то был дом, найденный после долгих лет поисков, а скорее всего – я был трусом, который не может решиться всё бросить и начать с начала.