Фарит Гареев - Когда вернется старший брат…

Что же до частностей, то как-то во время прогулки Лёшка встретил давнюю и полузабытую свою приятельницу, Надюху Кораблёву, – одинокую разведёнку. Она была некрасива, даже и в юности, личная жизнь, как и у Лёшки, у неё тоже не задалась… Что ещё? А больше и сказать о ней нечего. Кроме того, разве, что с неё-то, Надюхи, всё и началось. Хотя, с другой стороны, не было бы Надюхи, возник бы иной персонаж. Причинно-следственная цепочка здесь просчитывалась легко.

Ну, хорошо, – встретились, остановились поболтать… А что в этом запретного? Встреча закончилась псевдоромантическим ужином при свечах. И, само собой, постелью. Без всяких дальнейших притязаний на свободу друг друга. Причем, вслух ничего произнесено не было, ни в начале встречи, ни после разрыва отношений, но на ином, невербальном уровне, оба сразу же уяснили, что именно нужно каждому из них. Ну, а поскольку ничего, даже отдалённо похожего на чувство между Лешкой и Надеждой не было и в помине, то романчик свернулся сам собой и затух уже спустя неделю, ни в душе, ни в памяти каждого из них ничего не оставив. Но именно эта встреча послужила импульсом…

Победы оказались на удивление легкими, с некоторой, разве что, толикой разнообразия, заключавшейся в том, что иные из барышень обходились Лёшке дешевле, а иные дороже, как в материальном эквиваленте, так и в смысле потраченного на ухаживания времени. Но, в общем и целом, всякое новое знакомство практически всегда заканчивалось постелью, – впрочем, так оно и планировалось, поскольку для Лёшки, особенно в первое время, это было своего рода мщением Ирине, в лице всех остальных представительниц слабого пола, за похеренную её стараниями личную жизнь. Ну и, опять же, физиология, – куды ж ты от неё денешься?

Первое время Лёшка относил ту легкость, с какой он одерживал победы на любовном фронте, на счёт собственной неотразимости, но затем всё-таки признался себе, что успех у женщин объяснялся куда проще. А именно тем, что он изначально выбирал барышень непритязательных, дабы не иметь с ними никаких проблем, – ни в начале, ни в конце очередного романчика. Случались, конечно, проколы и накладки, одна скандальная история, к примеру, тянулась очень долго, с рукоприкладством, битьём посуды и взаимными угрозами, но подобное случалось крайне редко. Как правило, всё заканчивалось сообразно расхожей формуле: с глаз долой, из сердца – вон. Тем более что там, в сердце, кроме пустоты ничего не было изначально.

И всё бы ничего, но утром наступало похмелье, не столько физическое, сколько нравственное. Девица рядом была всего лишь телом, сродни резиновой кукле, и даже красота или привлекательность, как тела, так и лица, не делала её одушевлённой, поскольку между ней и Лёшкой напрочь отсутствовал главный фермент в отношениях женщины и мужчины, – чувство. Нет, чувства у Лёшки, конечно же, возникали, но, увы, совсем не те, каких хотелось бы ему в глубине души. Равнодушие, – это в лучшем случае, но чаще всего охватывала Лёшку чувство редкой гадливости, и не поймёшь вот, навскидку, – к партнёрше или же к самому себе, паскуднику. Правда, на этот случай Лёшка нашёл себе нечто вроде морального оправдания: смысл отговорки заключался в том, что он-де как раз ни в чём не виноват, за что и в чём его, Лёшку, можно винить, если он всего лишь следствие, а не причина?

Впрочем, если честно, особых угрызений совести Лёшка все-таки не испытывал и в основном потому, что, как он ясно видел, чувства, которые испытывала по отношению к нему очередная партнёрша, были зеркальны отображением его собственных чувств по отношению к ней. Он играл, но и она играла, он вертел, но и им вертели… Вообще, если разобраться, ещё неизвестно, кто из них был объектом, а кто субъектом. Кто игрушкой, а кто – кукловодом. Кто дрессировщиком, а кто тигрой. Тут под каким углом взглянуть. Но и то, как ты ни взгляни, по любому выходило, – баш на баш. А в результате – пустота, ноль, опустошение.

По-настоящему худо становилось, только если вдруг выяснялось, что новая пассия имеет не только определённые виды на его, Лёшкину, свободу, но и испытывает чувство к нему… Настоящее или придуманное, неважно. Такие отношения Лёшке рвать было труднее всего, тут уж приходилось изворачиваться и финтить, старательно лавируя между правдой и ложью.

Но еще больше угнетало Лёшку то обстоятельство, что все эти интрижки и романчики были абсолютно не похожи на прежнюю любовь. Даже в том отношении, как это (воспользуемся нехитрым эвфемизмом, которым стыдливый от природы Лешка обозначал физиологический процесс) происходило у него с Ириной. Если с Ириной это служило всего лишь приложением, немаловажным, конечно, но всё-таки, то здесь оно изначально ставилось во главу угла и именно потому превращалось в механический процесс, очень редко подкреплённый чем-то отдаленно похожим на чувство. И чем большим становилось число одержанных побед, тем гаже и паскудней чувствовал себя Лешка, особенно когда появилась техника, – как ухаживаний, так и непосредственно всего, что касалось этого . Знакомясь с очередной барышней, Лёшка заранее знал, что в дальнейшем, за малыми отклонениями, всё будет так-то и так-то, да и закончится все известным финалом.