Людина вдохновенная радость свежим сквознячком продувала торговые павильоны. И к одной слушательнице вдруг присоединялась другая, подходила из обувного павильончика третья, прибегала, бросив вороха трикотажа, четвертая. Трудно сказать, какое впечатление производили Людины рассказы на этих посторонних женщин, целый день вязнувших за прилавком, сторожащих и отпускающих разные произведения промышленности. Но они становились вдруг соучастницами волшебно наполненной жизни, преподнесенной отвлеченно, ничейной, бесхозной, не соотносившейся будто бы с рассказчицей (так оно на самом деле и было). Эту жизнь, казалось, можно присвоить, присовокупить каким-то образом к своей. Поэтому счастливый вид покупательницы не отталкивал их, не провоцировал зависти. Люда являлась случайным лучиком, оживлявшим печальные существа женщин.
Наговорившись, она покупала несколько вещичек и выходила под небесные своды, которые с каждым днем становились все ярче и приветливей. Уже апрель качал льдины на реке. Уже приветственно ухмылялись лавочки, приглашая присесть, отдохнуть, подышать воздухом неторопливо, не на бегу, как всегда дышат в городе. Люда ходила теперь осторожно, и присаживалась на каждую лавочку, и могла вдыхать медленно, и никуда больше не торопилась. Она непрактично уволилась с работы на некоторое время – для того чтобы ощутить радость приближающегося материнства в полной мере, а не в жалкие дни, отпущенные на это государственным здравоохранением. К большому ее удовольствию, она могла себе это позволить: Олег Валерьевич ежемесячно благодарил Людочку финансово – как формальную, но покладистую супругу. Судя по денежным молчаливым переводам, превышающим учительскую зарплату, дела его шли хорошо.
Купив какую-нибудь сладость, Люда поедала ее на лавочке, а потом шла домой раскладывать покупки. В подъезде больше не пахло крысами. Здесь тоже блуждал весенний волглый, неуютный, но свежий и задорный ветерок. Люда, поднимаясь по лестнице, гладила ветерок против шерсти (он всегда дул сверху). У двери она счастливо вздыхала, доставала ключи. Из замочной скважины к ней тянулся зеленый хвостик.
Растения заполнили квартиру, как густой туман. Людмиле с каждым днем становилось все приятнее. Вокруг нее образовался стройный мир, в котором она сама росла подобно всякому плоду. Привычная мягкая грусть, свойственная людям с нежным и тихим характером, покинула ее. Теперь настойчивая радость непримиримо развивалась и приливом погружала ее в световые пучины. Казалось, ее органическое состояние и заключалось в том, чтобы пребывать в одиноком мире растительной простоты, тотальной природной справедливости.
* * *
Срок приближался. Людочкин шкаф раздуло от обилия детских вещей. Уже ничего не было нужно. Родись у Люды одновременно трое девочек и трое мальчиков, вещей, которые припасла Люда, хватило бы всем. Однажды она почувствовала тяжесть общения и срочно покинула магазин детской одежды, где уже в третий раз покупала чепчики. Она покинула магазин очень скоро, к большой жалости продавщицы Гали, трогательной, вопиюще накрашенной девушки. Галино маленькое личико сморщилось, густо обведенные зеленым глаза нахохлились попугаями. Галя возвратилась, вздохнув, за прилавок и стала думать о том, что бы приготовить на ужин. Ужин в Галиной жизни занимал, определенно, самое большое место. Потому что муж ее, Александр, всегда являлся к ужину, а свекровка Эмилия Антоновна к этому времени покидала квартиру, удаляясь в больницу на ночное дежурство. Галя перебирала доступные своему кошельку гастрономические изыски. С глубокой печалью отвергла запеченного в сливках морского окуня, отвергла также и бефстроганов и остановилась на жаренной с луком печенке. Потом Галя подумала вдруг, а не всплакнуть ли ей, но солнце в окошке сияло вызывающе ярко. Раскладывая перед очередной посетительницей пестрые и розовые ползунки, Галя забывчиво и беззащитно стала мечтать о всяком – о путешествии в теплые края, о младенце, о халатике цвета морской волны, который привезли в соседний отдел. Халатик был хорош, к нему прилагались даже и банные тапочки. Но Эмилия Антоновна, наверное, не разрешит…
Люда же, выскользнув из магазина, полетела мимо лавочек и тополей, развернувших клейкие листья. Сама себе казалась она зеленым листочком, только что родившимся и трепетавшим теперь на ветру. С какой-то новой полнотой запела вся она внутри. «Если бы внутри меня не было пусто, то не могло бы потом быть наполнено», – с замиранием сердца, с восторгом, обрывающим дыхание, думала Людочка, исходя весенними чистыми водами, водами жизни, проснувшимися от ледяного сна и бегущими теперь тайными сокровенными дорогами.
Читать дальше