Анастасия Акулова: Чертов выпускной

Стало страшно. Я никогда не считала себя трусихой, но неизвестность хуже любой правды, и неизвестности боялся бы даже по-настоящему храбрый человек, коим я тоже, к сожалению, не являюсь. Так, серединка на половинку – как и во всём и всегда.

Сердце теперь билось где-то в горле, руки мелко дрожали, а лоб покрылся холодным потом. Наверное, я сейчас похожа на привидение, или на человека в предынфарктном состоянии. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что, может, после вечеринки мы с друзьями по пьяни поехали в лес отмечать дальше, но почему-то я была уверена, что это не так. Однако ухватилась за эту мысль, как за последнюю надежду. Это по крайней мере лучше, чем другие варианты, которые в этот момент рисовало моё больное воображение.

Сжав кулаки и несколько раз вздохнув, попыталась взять себя в руки и успокоить сердце, разрывающее грудную клетку. Шаг, ещё шаг… ну вот, это не так страшно, я просто иду… Всё нормально, ничего ужасного не случилось…

Отодвинув всё ещё подрагивающей рукой полог палатки, осторожно выглянула наружу.

Дело, кажется, шло к вечеру (мамочки, это сколько ж я провалялась-то?), солнце клонилось к закату, от чего полянка, где я (мы?) оказалась, была окутана оранжево-алым светом. Неподалёку от полянки слышался треск сгорающих поленьев, шумный мужской смех и разговоры, чувствовался явственный запах дыма. Кто-то разжёг костёр, но голоса эти явно мне не знакомы…

Паника накатила с новой силой. Тот факт, что я оказалась в сумеречном безлюдном лесу наедине с какими-то неизвестными мужиками непонятно как, совершенно меня не радовал. Как же это меня угораздило-то, Боже?

Уняв дрожь в подгибающихся коленках, ещё чуть-чуть отодвинула полог, чтобы разглядеть тех, кто сидит у костра, и даже дышать пыталась как можно тише.

Костёр был большим и ярким, отчего яркий свет разливался почти по всей поляне, несмотря на поздний вечер. Вокруг этого костра сидели пять или шесть мужчин явно старше меня, в диапазоне от двадцати пяти до сорока лет, и все не самого миролюбивого вида. Широкоплечие, жёсткие и серьёзные, напряжённые даже когда улыбаются, все они внушали какой-то неясный, неприятный трепет, желание спрятаться. Хотя, может, это опять же просто моё воображение…

Гораздо больше меня поразило то, как они одеты. Из моего «укрытия» не получалось разглядеть детали, но я уловила явственный металлический блеск лат там, где у нормальных людей должна быть одежда. Рядом с каждым лежал внушительный и вполне настоящий меч, где-то неподалёку от костра валялись колчаны и стрелы…

Ну всё, мать, крыша поехала… Или это меня белочка навестила? После первой пьянки возможно всё. Но, даже учитывая сей факт, мой всегда скептически настроенный мозг отказывался принимать увиденное даже как галлюцинацию. Какие к чёрту латы, мечи, стрелы?! В двадцать первом веке такие вещи только в музеях можно увидеть! А я, хоть и до безумия люблю историю, как и любой подросток редко когда там бывала, поэтому представления о подобном имею только из давно забытых картинок в детских энциклопедиях.

Следуя скудным познаниям о том, как попаданки пытаются проверить, правда ли то что они видят происходит на самом деле, больно ущипнула себя за руку. «Мираж» никуда не исчез, зато вот щипок получился болезненным.

На этом месте измученный разум сдох в муках, не в силах идентифицировать происходящее мало-мальски логично. Открыв рот, как выброшенная на берег рыба, мгновение я была способна только тупо и бездумно созерцать открывшуюся картину. Ко всему вышеперечисленному прибавилась то, что у четырёх мужиков были длинные серебристые волосы, собранные в хвост, и огромные острые уши, которые, кстати сказать, выглядели весьма естественно, даже искусная подделка навряд ли может дать такой результат.

Вдруг один из них резко приложил палец к губам, призывая всех к молчанию. Те мгновенно подчинились. Затем, шумно втянув носом воздух, мужик обернулся в сторону моей палатки, и в его глазах сверкнул неестественно яркий жёлтый отблеск костра.

– Очнулась, значит? А ну выходи. – громко приказал он, смотря прямо на мою палатку.

Я же, тихо пискнув, как умирающая мышь, на корточках, как была, удивительно резво отпрыгнула назад, словно норовя забиться в угол. Надеюсь, он не ко мне обращался… надежда умирает последней.

Быстрее бы закончился этот дикий бедлам!

– Эй, ты, там, я кому говорю?! Выходи! – тот повторил приказ, явно находясь уже ближе к палатке, и мои надежды растаяли, как снег весной.