Анатолий Зарецкий: В Крым на велосипедах

– Какое чудесное кресло, – восхитился Вова, когда мы уселись с ним не на голый сундук, а на полушубок, подложенный мамой специально для моего гостя.

Мама не рискнула угостить его нашим пустым супом и картошкой. В тот день у нас, наконец, появился хлеб. Она нарезала его мелкими ломтиками, полила постным маслом и посыпала солью. И мы ели тот хлеб, запивая кипятком из железных кружек.

– Чем это вы нашего Вовочку угощали? – спросила на следующий день Вовина нянечка мою маму, встретив ее в школе, – Пришел вчера от вас и с таким восторгом рассказывал родителям. Ничего, говорит, вкуснее не ел.

Мама только рассмеялась – оказывается, и куриные котлеты могут надоесть…

Днем мы готовили с Вовой уроки, а вечером, когда приезжал с работы его отец, играли в настольные игры, или смотрели диафильмы на большом белом экране. У Вовы их было много. Каждый день новые. Как же мне нравилось у них…

Но наша дружба кончилась быстро, как и началась. Мне трудно понять, был ли я тому причиной? Возможно, был.

– Что за шкет с тобою ходит? – спросил Ленчик, поджидавший меня из школы.

– В нашем классе учится, – ответил ему.

– Он ни на Сумушке живет? – проявил он поразившую меня осведомленность о местожительстве моего нового друга.

– На Сумушке.

– В большом доме?

– Ага.

И Ленчик долго расспрашивал меня о том доме, попасть в который было не просто. Надо было позвонить из автомата по городскому телефону 3—63-56 в квартиру Вовы, и только тогда охрана, предупрежденная хозяевами квартиры, пропускала в дом.

– Ладно, Толик, твоя задача достать ключи от квартиры. У твоего шкета они есть?

– Нет. Его встречает нянечка.

– Вот у нянечки и достань, – дал задание Ленчик.

– Как?! – ужаснулся я, мгновенно сообразив, во что меня втягивает авторитет.

– Ты умный, Толик. Сам сообразишь, но на этой неделе ключи должны быть у меня, – объявил Ленчик и, хлопнув меня по плечу, ушел…

В свои девять лет сообразить, как правильно поступить, я не мог. Знал лишь, что не выполнить приказ авторитета невозможно. Нельзя даже рассказать кому-либо о его задании – это секрет, который кроме нас двоих не должен знать никто. Ну, а сказать родителям или заявить в милицию – такое мне даже в голову не могло прийти. И дошкольник знает – это измена.

Ключи из сумочки нянечки вытащил мощным магнитом. Она даже не заметила. Вместе с магнитом незаметно бросил их в кусты. К ним домой не пошел, потому что знал – в квартиру они попадут нескоро. Ключи отдал Ленчику. Что было дальше, не знаю, но к Вове я больше не ходил. Мне было стыдно перед нянечкой.

А в школе Вова рассказал, что нянька потеряла ключи, и пришлось менять все замки. Не знаю, что подумали тогда взрослые, догадались ли о моей роли, или нет, но буквально через неделю моего друга перевели в другую школу. Я скучал целый месяц, а потом все же позвонил по телефону 3—63-56, который запомнил на всю жизнь. Сколько ни звонил, мне больше так никто и не ответил. Ни разу…

А ко мне посадили Женю Шлифера, и опять же по просьбе его родителей. После Жени были еще Игорь Альтшуллер и Алик Гершгорин. И все повторялось один к одному, как с Вовой Сиговым. Ребята подтягивались в учебе. Игорь даже выбился в отличники. Но едва я попадал в богатые квартиры своих одноклассников, появлялся Ленчик. Откуда он узнавал, не знаю, но работать на него мне больше не хотелось. И приходилось срочно рвать отношения с очередным другом, причем взаправду. Ведь Ленчик мог за мной следить…

А потом появился Женька Иоффе. Сначала, правда, возникла сама генеральша:

– Толик, я тут с Ольгой Дмитриевной разговаривала. Она сказала, что ты с Игорем поссорился. Почему?

– Не знаю, Вероника Васильевна.

– Ты же его в отличники вытащил, а он.

– Он тут не причём… Он и сам способный. Без меня справится.

– Значит, с ним больше дружить не будешь?

– Ни за что, – искренне ответил ей…

В тот же день ко мне пересадили Женьку.

– Ну, давай, перевоспитывай меня, – сказал Женька и больно ткнул меня кулаком в бок.

Я лишь стиснул зубы и отвернулся. Выдав еще пару тычков, новый друг успокоился. На перемене отвел его в сторону и двумя точными ударами до крови расквасил ему нос. Мы сцепились. Досталось и мне.

С перемены вернулись с опозданием – Женька с распухшим носом и в окровавленной рубашке, и я в его крови и с оторванным рукавом. Нас тут же послали за родителями. Так началась наша дружба с Женей Иоффе…

Очень скоро попал в скромную трехкомнатную квартиру друга. Он жил в военном городке авиационного училища, расположенного на Сумской улице прямо у парка Горького.