– Ну, что вы на самом деле, – смутился старик, принимая угощение.
– Ничего, ничего, попробуете – скажите. Не все время работать. Иногда и поесть не грех.
– Ну, раз такое дело, то прошу ко мне на чай, – выдавил он из себя галантное приглашение.
– Грех отказываться от такого предложения, – весело ответила бойкая соседка.
* * *
Садоводство «Луч», где садоводом состоял Тимофей Иванович, начитывало не более ста участков и располагалось на землях бывшего совхоза, канувшего в лету в первые постперестроечные годы, как нерентабельное. От него садоводам досталась трансформаторная будка, живописный пригорок на берегу реки и железобетонная надпись «Светлый путь» на зеленом каменном постаменте, некогда предваряющая въезд на совхозные земли, а теперь служащая унылым прикрытием большой вонючей мусорной кучи, образованной новыми земледельцами.
С ликвидацией совхоза для жителей близлежащей деревни практически не осталось работы. Испокон веков обитавшие на соседнем пригорке деревенские теперь вынужденно кормились со своих огородов. Многие потихоньку ремесленничали: кто по столярному делу, вытачивая незамысловатые оконные рамы и двери, кто по строительному, срубая неприхотливые баньки из ворованной древесины. К садоводам они относились весьма сдержанно. За своих не считали, посмеивались над их натужными стараниями привнести научный подход в сельскохозяйственное производство, и старались в меру своих сил и возможностей извлечь из навязанного соседства максимальную для себя выгоду. Летом прижимисто торговали молоком и дровами, зимой периодически «бомбили» незадачливых домовладельцев, выгребая из хрупких садовых домиков различный бытовой хлам, вывезенный из городских квартир.
До ближайшей железнодорожной станции приходилось идти километра три вдоль пустынного шоссе, уходившего в сторону от оживленной трассы. Два раза в день по нему проходил одинокий автобус до дальних деревень, да иногда стремительно проносились на иномарках состоятельные дачники.
Участок Тимофея Ивановича находился на склоне холма с края у леса. В этом месте лесополосу, занимающую водоохранную зону, рассекала проселочная дорога, ведущая через все садоводство к берегу, и с него открывался замечательный вид на излучину реки. Но главное он целиком прогревался солнцем практически весь световой день, и в этом состояло главное его достоинство. Тень от высоких сосен не доходила до посадок Тимофея Ивановича и застревала на крайнем участке Ираиды Павловны.
Благодаря своей немногочисленности садоводство жило довольно тихо. Далеко не все обитатели дальнего Петербурга утруждали себя посетить свои крохотные владения на короткие выходные. В основном наезжали обладатели собственных автомашин. Оседлав течение времени, они потихоньку отстраивали новые дома и скупали заброшенные соседние участки. Время такое пришло, другое, кусачее. Новая жизнь несла за собой иные ценности. Молодежь стремилась к уединению, обширным владениям, изысканной архитектуре, полным удобствам. Мода на шесть соток канула в прошлое. Притиснутые со всех сторон убогие постройки первых поселенцев, в большинстве своем слишком скромные, в основном с неказистыми изломанными крышами, позволявшими дешевым способом получать некое подобие мансарды вместо чердака, обреченно ждали своей участи.
Ближайшие к Тимофею Ивановичу соседи уже продали свои сотки предприимчивому адвокату, прельстившемуся живописностью сосновой возвышенности над излучиной тихой реки. Осталась только Ираида Павловна со своим обезноженным, вросшим в землю строительным вагончиком, обитым листами проржавевшей кровельной жести. Рядом с ним маленький садовый домик Тимофея Ивановича выглядел роскошной усадьбой, хотя имел всего одну комнатку, отделенную от кухоньки беленой печкой – шведкой, остекленную веранду и широкое крыльцо с нависающим над ним козырьком, скрывающим от дождя.
И хотя домик так и не приблизился к изначально заданному идеалу, все же внутри он был обустроен с видимой заботой и любовью. В комнатке с одним оконцем вдоль оклеенных выцветшими обоями стен по углам напротив друг друга располагались две полуторные кровати, забросанные залатанными покрывалами. Круглый обеденный стол с запыленным красным транзисторным телевизором отечественного производства, размещался между ними, как рефери на ринге. Старый платяной двухстворчатый шкаф подпирал одну из кроватей, обозначая конец комнаты. Далее следовала кухонька, где с трудом ютились между окном, печкой и входной дверью деревянный буфет с посудой, кухонный стол крытый порезанной клеенкой, три табуретки и белая эмалированная мойка.
Читать дальше