Виктор Сбитнев: Адский огонь

В гостиничном вестибюле густо пахло «Шипром». Откуда сей запах в столь американизированное время? – спрашивал себя Семён и не находил ответа. – Нет бы хоть каким-нибудь «Консулом» повеяло, это ещё как-то можно ущучить, но «Шипр» – это давно выветрившийся советский запах. «Шипр» – для мужиков, «Красная Москва» – для женщин. Впрочем, я уже путаюсь, где то, а где это. По-моему, здесь пахнет воспоминаниями сразу и о моём деде, и о моей бабушке. Эпоха, блин! Семён вопросительно кашлянул и придвинулся к гостиничному столу. Сидевшая за ним администраторша, бегло глянув в красное капитанское удостоверение, достала из бокового ящика заранее приготовленный ключ от номера и вежливо сообщила, что он находится на втором этаже и что с дороги можно заказать себе чаю с пирожками. Горничная минут через десять постучиться к нему с подносом. Однако, подумал опешивший Семён, ненавязчивый заиграевский сервис меня всерьёз удивляет. Я поражён в самую пятку! Но вслух он лишь сдержанно поблагодарил, попросив предусмотреть его пребывание в гостинице никак не короче недели.

– Как пожелаете, – легко согласилась администратор. – У нас всё больше дальнобойщики останавливаются, а им ваш номер без надобности. Они живут по трое, им так удобнее и по деньгам, и в быту. Женщина заметно задержала взгляд на Семёновом пистолете и вдруг доверительно сообщила ему о том, что с полчаса назад звонили из областной газеты «Курьер» и просили забронировать такой же одноместный полулюкс и тоже в аккурат на неделю. Поблагодарив, Семён стал медленно подниматься по скрипучей деревянной лестнице, какие он страшно любил с самого детства, когда жил примерно в таком же, как эта гостиница, доме. Интересно, размышлял он, безрезультатно вращая туда-сюда ключом и слушая над собой характерный фальцет агонизирующей мухи, неужели сам Альберт Эдуардович Нидерквель в эту глушь пожалуют? А что? Если в редакции про этот пламень уже пронюхали, то кого же ещё сюда засылать, как ни Альберта? И хорошо, однако. Он не то что эти пустобрёхи из «Среднерусской…», и публикация какой-нибудь сенсухи для него не главное. Он больше уважает сам процесс, как и я, впрочем. Хорошо, если он, а не какой-нибудь Порывайло. Тут Семён вспомнил шоумена с местного телевидения и его замутило, как двумя часами раньше, когда он угодил в кучу с зелёными мухами.

Чай принесли, как и было обещано, ровно через десять минут. За это время капитан успел переоблачиться в спортивный костюм и стоптанные мохнатые тапки. Горничная оказалась весьма пожилой дамой, явной пенсионеркой – так что ему стало даже неудобно от того, что ей пришлось подниматься к нему на этаж да ещё с весьма нелёгким подносом, на котором были уютно расставлены фарфоровый чайник, чашка с блюдцем, сахарница и стеклянная вазочка с полудюжиной румяных пирожков. Лихо подмигнув женщине, Семён опустил в её оттопыренный на фартуке карман сложенную пополам сотню и, заперев за нею дверь, с чувством рухнул на широкую деревянную кровать. Но полностью расслабиться так и не удалось. Едва Семён отхлебнул пахнущего мятой напитка, как на его столе охнул телефон. Странный это был звонок, точнее и не звонок вовсе, а именно какой-то не то вдох, не то выдох. Звонили из Города. Звонил, разумеется, Альберт, уже откуда-то знавший, что звонит именно капитану полиции Семёну Проектору.

– Привёт, Сёма, – говорил журналюга таким голосом, словно только что пил водку вместе с Веткиным. – Ты уже расположился? Отлично. Со своими гутарил? Что они бают?

– Да, пока ничего определённого. – Решил подстраховаться до поры Семён полным неведением, но ему тут же стало от этого так стыдно, что он договорил реплику до конца:

– Тут майор Веткин, здешний начальник по криминалу, обещал вечером позвонить. Может, что-то прояснится?

– Будем надеяться. Я пока прозвонкой занимаюсь. Так что, будь спок, тоже не с пустыми руками на Гриву пожалую. А помнишь, как мы в Мадриде? – Вдруг громогласно шутканул в трубку Альберт. У Семёна даже ухо заложило. Ну, и голосюга, подумал он, а вслух ответил, что хорошо помнит не только про Мадрид, но даже и про Цусиму.

– Нет, Цусима в нашем случае не годится. – Возразил Нидерквель. – Лучше уж Брусиловский прорыв. И они пожелали друг дружке успехов до следующей созвонки. Но не успел Семён перевести дух, как в телефонном аппарате вновь кто-то тяжко вздохнул. На сей раз это был майор Веткин.

– Слышь, Семён. Я на вечерний клёв на наш пруд собрался. Не желаешь компанию составить. Там и разговоры разговаривать приятней. Не бойся, со мной, брат, ты все кучи минуешь. У меня на них особый нюх.