Егор Киселев: Пригород мира

В этом бардаке Павел не сразу вспомнил, зачем он сюда пришел. Кирилл сидел на диване в какой-то совершенно неестественной позе. Его обнимала девушка, кажется, Оксана, она тогда училась в параллельном классе. Сначала Павлу даже показалось, что это и не Кирилл вовсе, он теперь с трудом узнавал в этом человеке своего друга, будто под вечер занавес упал, и бывшие актеры поменяли маски. Кирилл не был больше похож на того открытого эрудированного школьника, он был коротко острижен и выглядел очень агрессивно. Павел всегда понимал, что Кирилл отнюдь не так однозначен, как кажется, но вряд ли кто мог ожидать от него таких кардинальных перемен. Он несколько секунд смотрел Кириллу в глаза и отвернулся.

Впрочем, Павел считал, что это непонятное их противостояние не получит никакого продолжения, более того, теперь он твердо понимал, что ни о чем говорить им уже не нужно. И пока подвыпившая компания все глубже впадала в алкогольный анабиоз, Павел и Кирилл сверлили друг друга глазами, хотя позиции их были явно не равны. Кирилл сидел выше и чувствовал себя, судя по выражению лица, абсолютно правым, а Павел сидел в углу, крутил выдохшееся пиво на дне кружки и хотел сквозь землю провалиться. Он прекрасно понимал, что нужно уходить, однако подняться никак не решался, но Кирилл вскоре подкинул ему прекрасный повод. Он раскручивал на пальцах бусы Оксаны, пока в какой-то момент они не сорвались у него с рук и не улетели в дальний угол комнаты. Оксана на это никак не отреагировала, Павел же удивился, подобрал бусы и протянул их хозяйке. Но она, наверное, даже и не подумала их забирать, бусы резким движением выхватил Кирилл и кинул их в Павла, когда тот вернулся на свое место.

– Молодец, – сухо отозвался Павел, поднял бусы, но уже не стал никому их отдавать.

Очередной раунд игры в гляделки, впрочем, не затянулся надолго, Кирилл вскоре попросил вернуть ему бусы. Павел понимал, что ничего хорошего эта просьба не предвещает, но все же поднялся со стула и протянул бусы Оксане. Кирилл снова схватил их и снова бросил в Павла, не дожидаясь, когда тот вернется на место. Павел отчетливо запомнил, как заскрипели бусинки – Кирилл их очень крепко сжал – и то, как они упали на пол и рассыпались. Павел наклонился было их собрать, но они растеклись как ртуть по линолеуму и были уже решительно везде.

Что-то в этот момент щелкнуло в голове у Павла, переключился какой-то рычаг, стала отчетливо видна вся глупость его положения: он стоял на коленях перед Кириллом и пытался собрать бусинки, которые не рассыпал. В душу хлынула обида, Павел молча встал и пошел в прихожую. Он хотел тотчас же покинуть квартиру, которая теперь одним только своим существованием отравляла ему жизнь. Любые объяснения уже казались бессмысленными, и даже тот факт, что на дворе давно за полночь, не останавливал Павла; находиться здесь было невыносимо.

Когда распахнулась дверь лифта, в кабину легко проскользнул Кирилл. Павел сделал вид, что не заметил его, даже не посмотрел в его сторону, тот, напротив, хотел прожечь Павла взглядом:

– Спасибо, – сказал он ледяным тоном.

– Что? – Повернулся к нему Павел.

Кирилл ничего не ответил. Правда, никакой важности в его ответе уже не было и быть не могло. Все, что он только мог сказать, было уже сказано. Павел, впрочем, до сих пор временами вспоминает тот вечер.

Школа преобразилась. Забылись прежние обиды, казалось, никто уже и не помнил, что когда-то Павел был изгоем. Многих учеников исключили, один класс был расформирован полностью. Тех, кто остался, раскидали по параллели. Старые коллективы перемешались, и, несмотря на то, что новичков в старших классах в целом было немного, среди учащихся выстраивалась новая иерархия с совершенно новыми целями, задачами и ценностями. Небольшими, но уверенными шагами вливался в новый коллектив и Павел.

Новое, совершенно неизвестное доселе ощущение появилось в душе Павла. Стены школы теперь не были такими холодными, напротив, Павел был рад сюда вернуться. Появилось ощущение старших классов, ощущение причастности к чему-то большому и важному. Детей, начиная с десятого класса, готовили к поступлению в университет. Ученики проходили собеседование, составляли списки профилирующих предметов, спецкурсов и дисциплин, необходимых для вступительных экзаменов.

В начале сентября Павла выбрали старостой класса. Сам он не понимал, за какие заслуги ему доверили столь ответственную должность, однако отнекиваться не стал. Старосты классов входили в школьный ученический совет, они формировали актив школы, устраивали различные мероприятия, проводили праздники. И первым таким мероприятием стал день рождения школы, на котором координаторы детского движения собрали весь совет и раздали всем роли в небольшой театральной постановке. Павел доселе не принимал участия в подобных мероприятиях. Он смотрел на тех, кто был в числе избранных и постоянно думал, что не может с ними тягаться, они казались ему людьми совершенно иной породы, были активными, успешными, блестящими. Казалось, что все они были семи пядей во лбу, у многих были победы на олимпиадах, грамоты, таланты, а Павел никаких выдающихся качеств не проявлял. Но что-то все-таки подсказывало ему, что не просто так его выбрали сюда. И самая первая постановка, в которой Павлу поручили сыграть роль Пьеро, основательно приковала его к школьному совету.