– Только не кильку, – наотрез отказался Алексей Николаевич. – Он ее есть не умеет. Отрезает хвосты, потом голову, потом начинает чистить внутренности, да еще пытается счистить чешую, которой нет. Без слез смотреть на это невозможно. У нас в институте тоже одна преподавательница за обедом берет хлеб двумя пальцами и объедает его вокруг, оставляя ту часть, которую держала, потому что боится микробов.
– Совершенно разные вещи, – обиделся Виталий Юрьевич.
– Но из того же ряда, – засмеялся Алексей Николаевич.
– Ну, тогда хватит с вас! – не обращая внимания на мужа, сказала Ольга Алексеевна. – Вечером Мила придет, тогда и поешь.
– Алексей, а что Вера? – повернулась к Алексею Николаевичу Ольга Алексеевна. – Пришли бы вместе, посидели. Что вам, мужикам, за удовольствие? Сели вдвоем, выпили и пошли мировые проблемы решать.
– Так приходите к нам вечером. Вера, кстати, привет передавала и звала.
Нет, Алеш, спасибо за приглашение. Вечером Мила заскочить обещала. С ней, да с внучкой побудем.
Таисия Ивановна ушла на кухню. Виталий Юрьевич разлил водку по рюмкам. Мужчины выпили и молча захрустели маринованными огурцами.
– Так вот, про академиков, – заговорил Алексей Николаевич. – Недавно Академия наук избирала новых членкоров и академиков. Это мне рассказывал один мой бывший докторант из Москвы. Избрание носило в этот раз крайне нервный характер. Вот как раз в связи с тем, что по новому указу академик будет получать теперь 300 долларов. С одной стороны, и лицо нужно сохранить, и мимо денег не пролететь. Конечно, не всем удавалось спрятать эмоции… Говорят, за некоторых было стыдно.
– Ну, слава Богу, хоть академикам что-то подкинули. – Виталий Юрьевич скривил губы в иронической усмешке. – Теперь бы еще народных артистов вспомнить.… Как-то показали квартиру Юматова. Убогость. Беднее некуда. А просить – гордость не позволяет. Где-то я прочитал, что Николай Гриценко из Вахтанговского в больнице таскал из холодильника чужую еду. Хотя, правда, был он уже в преклонном возрасте и никого не узнавал.
– А на всех пирог не испечешь. Из каких шишей давать, если годовой бюджет России меньше годового бюджета одного Нью-Йорка, – резонно возразил Алексей Николаевич. – А что ты за артистов так ратуешь? Ты же вроде их не очень жалуешь.
– Отнюдь, – возразил Виталий Юрьевич. – Это я халтуру не жалую… Мы с тобой – рядовые граждане или, как нас теперь придумала называть власть, – электорат, а я говорю о людях, которые являются цветом нации, авангардом интеллигенции.
– Ну, допустим, и это не секрет, что интеллигенцию в России никогда не любили, а при советской власти особенно. Ленин, если ты помнишь, называл интеллигенцию «говном».
– Это он называл так интеллигенцию как прослойку, то есть абстрактную массу, за конформизм. Сам-то он был, несомненно, интеллигентом, как и многие из его окружения.
– Во-первых, то, что Ленин принимал за конформизм – элементарное великое терпение, что, как известно, является нашей национальной чертой. Во-вторых, что это за «прослойка» такая? Если на то пошло, то в мире нет понятия «интеллигенция». «Интеллигент» есть, и это в переводе с английского просто «умный, образованный». А слово «интеллигенция» вообще не имеет перевода и считается понятием чисто русским.
– Английскому меня учишь? – усмехнулся Виталий Юрьевич.
– Ладно, ладно! Не учу. Куда мне до тебя? – добродушно откликнулся Алексей Николаевич. – Но некоторые-то английские слова я знаю?.. Если я говорю «интеллигенция», я имею в виду отдельных людей – интеллигентов.
В карих глазах Алексея Николаевича горел огонек. Он находил особое удовольствие в споре с Виталием Юрьевичем. Виталий Юрьевич быстро заводился и бросался в спор как в омут, с головой. Он был начитан, в его голове вмещалось огромное множество сведений из разных областей знаний, он увлекался древнегреческой культурой, мифологией, языками, парапсихологией и мог читать наизусть целые страницы из классической литературы, но все это было как-то неорганизованно, несисистематизированно, не разложено по полочкам, а сумбурно свалено в кучу в его мозговой кладовой. И Алексею Николаевичу, имеющему широкие познания только в своей истории и политэкономии, но обладающему твердой логикой и ясным мышлением, подчиненным этой логике, удавалось всякий раз склонить друга к своей точке зрения, облекая мысль в более точные понятия, и, таким образом, делая спор рациональным.
– Здрасте! – пропел Виталий Юрьевич. – Ты почитай Андрея Битова. Он очень хорошо определяет понятие «интеллигенция».
Читать дальше