Михаил Кранц: Охота на гончую

– Смотрите!

Самодельное копьецо Люция вдруг ткнулось в глубокий темный провал, словно по волшебству открывшийся глазу. Лопаты, с которыми не расставались, как и с оружием, позволили быстро проникнуть внутрь. Сверкнул кремень, поджигая сноп сухой травы, будто факел.

Подземелье, точь-в-точь повторявшее контуры крепости, было облицовано гладким, как детская щека, камнем. Повсюду на стенах виднелись цветные фрески, но лишь одна сохранилась достаточно хорошо, чтобы рассмотреть ее.

Стройный юноша в пурпурных одеждах, оседлав белого, в пятнах быка, вонзил ему в горло клинок. Лицо убийцы казалось Николаю странно знакомым, и все же он мог поклясться, что не видел его никогда.

Припавший к земле пес – мощный, поджарый, как гончая – тщетно пытался лизнуть кровь, что стекала вниз. В кровавой луже извивалась змея, а крупный, с изумительной точностью нарисованный скорпион жалил быку пенис. По сторонам возвышались две странно одетых фигуры с горящими факелами, и черная птица, как вестник беды, распростерла над ними крылья.

– Святилище Митры, – оповестил Краддок, похоже, знакомый со всеми богами и демонами Вселенной. – Ума не приложу, откуда оно взялось в этой гнусной дыре?

– Говорили, будто крепость построена на руинах древнего города, – робко откликнулся Люций, не в силах одолеть суеверный страх. – Такого древнего, что и в летописях о нем ни слова. Никто всерьез, вроде как, и не верил, а все же боязно проверять было.

– Пойдем отсюда! – вмешался практичный Марк. – Уж лучше ночевать у костра под небом, чем в такой сырости. Только время теряем без толку!

– Как знать, – задумчиво произнес Краддок, обходя выложенный на полу круг из камней. – Как знать…

Стоять в карауле – занятие не из приятных. Вглядываясь в степь, укутанную серебристым от лунного света ночным туманом, Николай пытался вызвать в душе хоть какие-то, пусть даже отрицательные эмоции, чтобы не провалиться в сон. Лучше всего удавались злоба и страх – обстоятельства были самые, что ни на есть, подходящие.

Близкий в темноте горизонт то и дело бросал сквозь туман ленивые всполохи. Догорали деревни, пострадавшие от мятежа. Какими должны быть люди, что, лишь увидев мельком богов, спешили принести им кровавые жертвы? Или знамения свыше – только один из поводов резать и жечь?

Едва ли Николай мог понять, какие силы стоят за всем этим. Но честно пытался – аж мороз по коже. Меньше знаешь – крепче спишь, а спать как раз и нельзя было. Ни пяти минут, ни секунды, будь оно все проклято!

Дикий вопль рассеял остатки сна. Орал Марк, держась за плечо, будто раненый. Остальные вскочили на ноги, бросаясь отборной руганью в темноту.

– Змея! – сквозь зубы процедил Марк, уже овладев собой. – Мерзкая тварь!

Николай среагировал первым. Сказался весь его опыт, какой только можно приобрести на кишащих гадами караванных путях востока. Стиснув укушенное плечо Марка – до хруста, до стона, – он попытался выжать как можно больше крови из ранки, что вскоре стала зияющей, хорошо заметной даже при скудном свете костра. На всякий случай – два быстрых разреза поперек царапин от змеиных клыков. Теперь из отверстия можно было лакать, как воду, обильную кровянистую жидкость. Губительную, стоит ей только разлиться по жилам, и абсолютно безвредную, если ее проглотить. Яд Николай все-таки сплевывал как можно чаще – хоть и не боялся, но брезговал. Знакомый привкус сладкого миндаля вдруг вызвал у него тошноту.

Пока Николай высасывал яд, Осия рвал на бинты какие-то тряпки. Затем наложили повязку – не слишком туго, чтобы между кожей и тканью со скрипом мог пройти палец. Такой жгут не усиливал повреждение, но надежно перекрывал кровоток.

– Надо найти гадину, – тем временем распорядился Ульрик. – Да побыстрее, не то нападет снова.

Но обнаружилась тварь только утром – в подземелье, под осыпавшейся каменной крошкой. Серое, в черных зигзагах тело свернулось на дне неглубокой норы, готовясь к броску. С громким шипением прянуло, извиваясь, будто в агонии, и вдруг застыло, встретив собственный хвост. Ни с чем не сравнимым светом блеснул драгоценный обруч – золотая змея с рубинами глаз, древний венец небожителей и фараонов. Богиня Исида, чей запрещенный культ еще не забыли в империи, изображалась как раз в таком.

– Вот дерьмо! – прошептал еле слышно Краддок, с опаской косясь на совсем недавно живой предмет роскоши.

Похоже, и с него чудес, наконец, хватило.