Михаил Кранц: Охота на гончую

В конце концов, оглядевшись, Николай был вынужден отбросить заупокойную версию. Слишком уж мало отличалось увиденное от грешной земли. Даже проклятый овраг никуда не делся, и теперь его склон исправно закрывал Николаю обзор. Машина, правда, исчезла – вместе с дорогой и снегом, что прежде лежал метровым слоем повсюду. Зато наверху, словно из непривычно теплого воздуха, появились два низкорослых, одетых в бесформенные лохмотья субъекта. Оба вполне могли принадлежать к местной китайской диаспоре и выглядели отнюдь не лучшими ее представителями. Тот факт, что один из бродяг натягивал длинный, грозного вида лук, Николай сперва игнорировал, сочтя полнейшим абсурдом.

– Хэй, саган! – крикнул другой оборванец.

«А говорок-то странный», – удивился мысленно Николай, когда-то стажировавшийся в Поднебесной.

– Совсем обнаглели, косые, как у себя дома! – добавил он вслух. – Нет, чтоб по-русски…

– Хэй?

Лучник недвусмысленно вскинул оружие, целясь точней, и лишь тогда Николай осознал угрозу. Другой так же просто, без обиняков, поманил пальцем. Трудно сказать, почему Николай воспринял это, как должное, не боролся и не бежал, смирился, позволив увести себя в неизвестность. Ведь жизнь и свободу личности он ценил превыше всего. Но первой скорее можно было лишиться при сопротивлении, а потеря второй казалась временной, легко разрешимой проблемой. Уж больно не походила эта парочка на «крутых» бандитов. Да и что с него взять? Избитые пивом почки на трансплантацию? В буквальном смысле гол, как сокол, а требовать выкуп за простого российского инженера не смешно даже. Стало быть, разберутся и тут же отпустят – дело пяти минут.

Николай с радостью ухватился за эту мысль, благо иных после пережитого шока еще не предвиделось. Быть может, потому и поднялся, как миленький, по крутому склону, держа руки над головой. Хоть и тяжело было, зато понятно без перевода – готов подчиниться и, если надо, содействовать… В себя он пришел лишь когда сыромятный, пропахший потом ремень до боли стянул запястья.

На берегу ждала припрятанная в камышах лодка. Без мотора, без паруса. И без единого гвоздя в обшивке, насколько можно было судить. Шла эта посудина даже на веслах удивительно резво, почти не качаясь на крутой амурской волне. А за рекой, возле самой воды раскинулось целое стойбище – шатры, повозки, десятки стреноженных лошадей и привязанных к толстым жердям верблюдов. Трещали костры, дым тянулся к сумрачной стене леса. Торговцы в диковинных одеяниях чинно расхаживали вдоль берега, покуда стражники с копьями наперевес охраняли товар. Живой и двуногий. Иногда говорящий – если хозяин снисходил до вопросов.

– Саган! – указал на Николая один из его похитителей, словно этим было все сказано.

Следующие минут пять Николая тыкали кулаками в живот, щупали ему ребра, дергали за волосы, смотрели зубы… Разодетый в пух и прах желтолицый толстяк – не иначе главный в этом таборе – бурно жестикулировал, торгуясь за необычного, рослого и светловолосого пленника. Охотники за людьми отвечали тем же – ни дать ни взять брокеры на фондовой бирже.

Коню было ясно, что продавцов и покупателя разделяет непроходимый языковой барьер. Да и внешне криминальный дуэт выделялся среди окружавших китайцев. Николай понял это, едва сумел приглядеться внимательней. Один, скорее смуглый, чем желтый, имел вполне европейские черты лица. Другой, с гораздо более светлой кожей, явно был полукровкой, хоть разрезом глаз и смахивал на азиата.

Николай больше не удивлялся – элементарно сил не было. И даже праведный, пусть и запоздалый гнев кипел вяло, не грозя выплеснуться через край. Как и в той, прошлой жизни, когда директор родной конторы велел собрать паспорта работников перед выборами в Госдуму, дабы отдали голоса в нужные руки. «Себе дороже!» – успокаивал Николай бунтующий дух.

Лишь одна случайная фраза на миг вывела его из ступора. Когда обе стороны пришли, наконец, к согласию, китаец отсчитал серебро и, помедлив, вполголоса бросил вслед отчалившей лодке труднопереводимое проклятие «грязным хунну». Странное это слово – должно быть, название жившего за рекой народа – отзывалось в сознании эхом, будило что-то вроде генетической памяти. Топот несметных, бешеных табунов, звон железа, огонь, реки крови…

Николаю пришлось зажмуриться, чтобы прогнать наваждение. И как он дошел до жизни такой, что испугался парочки жалких оборвышей? Вот уж кому повезло! И на него случайно наткнулись, и рядом китайцы эти – не первый день, небось, местным глаза мозолят. Прием невольников у населения, цены договорные, мать их… Хотелось верить, что все-таки здесь не Чечня, и кто-нибудь наверху примет меры, опасаясь международной огласки. Страх и усталость мешали Николаю до конца осознать, куда он попал.