Аркадий Кулиненко - Записки пилигрима

Перейдя на другую сторону, в лес, мы решили там заночевать, поскольку спускаясь без тропы, все были в ссадинах, царапинах и колючках. Надув матрац, он был один, мы улеглись на него головами к центру. Заснули мы с чувством зависти к соседям за дорогой, кричавшим – «Кому еще шампанского?» У нас же на двоих была только бутылка пива, которой, впрочем, тоже уже не было.

А проснувшись, мы оказались в другом, зеленом мире, с теплыми скалами, синим морем, бирюзовым небом и запахом, который тоже стал моим на всю жизнь. Известно, что запахом можно накрепко привязать события к сознанию, к памяти, подтверждаю это. Всем, кто прочтет эти строки, предлагаю побывать в моей бухте и вдохнуть этот воздух. Запах Ласпи необычен, это смесь можжевельника с дубом, морем, карагачем, на правой же, солнечной стороне бухты к ним добавляется фисташка и бесстыдница, или земляничник мелкоплодный. Забыть этот аромат невозможно, да и не нужно, он прекрасен.

Найдя площадку у моря, мы провели чудесную неделю, окончательно влюбившись в бухту и пообещав друг другу, что. если вернемся из армии благополучно, приедем сюда снова, с друзьями и подругами. Слава Богу, так и случилось, и в 1981-году мы снова были в бухте с подружками, ставшими позже нашими женами, и друзьями нашего детства. С тех пор мы старались собираться в Ласпи каждый год, это получалось не всегда и не у всех. Хотите верьте, хотите – нет, прошло 36 лет и я каждый свой отпуск стараюсь провести в моей бухте.

Там многое, конечно. Изменилось, часть берега загородили и там, где раньше мы свободно проходили к морю, теперь заборы и охрана, но, все равно, слава Богу, есть свободные участки и палаточные лагеря. У меня в бухте несколько стоянок, я всегда стою отдельно, в лесу, без гомона и мусора, с птицами, травами деревьями и тишиной.

Старые друзья и родные люди, оставшиеся в живых, и друзья новые, как и мы, влюбленные в Ласпи, приезжают на берег и мы стараемся встречаться, потому что изменить тому, кого любишь, тому что любишь невозможно, да и не нужно.

Жизнь бывает неустроенная и наоборот, обеспеченная и не очень, бывает яркая и спокойная, а есть еще жизнь казарменная. Я это знаю, потому что когда-то такой жизнью жил.

Старшина Пикалев, а для меня просто Ваня, стучался в дверь радиостанции и когда я открывал, хитро прищурившись, говорил: «Со следующей недели заступаю», – делал паузу и ждал. В этот момент я должен был кивнуть и сказать: «Совпадает». И я так и делал. Это означало, что через несколько дней, к вечеру, ребята из нашего призыва могли спокойно собраться после отбоя в столовой нашей роты и под свеженажареную картошку слушать музыку и говорить вдоволь, потому что Ваня заступал в наряд, а я в ночные дежурства по станции.

Это была отдушина, мы были среди своих и ночь принадлежала нам. Мы рассказывали друг другу свои коротенькие истории, нам было легко, как равным среди равных. Приближающийся дембель никто уже не мог остановить, на сердце было тепло.

Ваня Пикалев не всегда был старшиной, я запомнил его младшим сержантом, когда вдвоем, мы ехали несколько часов из Ростова, в кузове Газ-66, к месту постоянной службы. Учебные курсы, с их беготней и нервотрепкой остались позади, Ваня получил лычки младшего сержанта, а я – «корочки» радиста. Впереди была неизвестность, под названием 16-я рота, мы ехали по сальским степям и незаметно становились друзьями.

Ваня любил поозорничать, мы оба знали, что когда наши ночные дежурства совпадут по времени, мы, как два кота, пойдем лакомиться сливками. Благодаря заботам нашего командира, питание в нашем подразделении было организовано превосходно, по сравнению с полковой кухней, наше меню было разнообразным, сытным и вкусным.

Мы знали, когда в кладовую каптерки привозят фляги со свежайшим, не сепарированным молоком. Наш каптер Саша Козлов, конечно, предусмотрительно запирал помещение, однако Ваня был еще предусмотрительнее, у него был дубликат ключа. Мы зачерпывали по стакану сливок и наверное, на самом деле, в это время были похожи на двух довольных котов. Саша Козлов, однажды, видимо почуяв неладное, встал среди ночи и застал нас на горячем. Он смотрел на нас с осуждением, нам было стыдно, но недолго, Саша был нашего призыва и мы посмеялись от души.

С Сашей Козловым мы вместе учились на курсах радистов, но его отчислили за неуспеваемость, и он оказался в 16-й роте раньше меня. Для него должность каптера, то есть кладовщика, казалась спасением, потому что Саня был очень худенький, мы все удивлялись, как его такого, взяли в армию. В учебке мы много бегали и Козлова всегда тащили, поддерживая с двух сторон и меняясь. В роте было еще два человека, отчисленных из учебки радистов, мой друг Володя Руснак, и парень из Молдавии, Леша Иванов. Поэтому можно сказать, что мы знали друг друга все два года службы.