Иван Плахов: Случай

– Якому?

– Не знаю. Слушай, а ты этих двоих, что меня сюда привезли, знаешь?

– Бачила тут их неодноразово на трибунах, але хто такие конкретно, не знаю.

– На трибунах? Это как?

– Ну, тут е в центри будивли зал, де устраиваются бои без правил, на них народ робить ставки, а таки, як ми, граемо роль ескорту для одиноких человикив з грошими. Наше завдание – их развести на бабки, але как, щоб вони не обиделись и знова сюди пришли. Це закрытий клуб для богатиев з целому свиту.

– Ну, судя по твоим словам, сюда мужики вместе с женами не ходят?

– Да по-ризному, сама побачишь.

Слова Оксаны совершенно заинтриговали Адама: оказаться в центре Венеции в тайном месте, куда съезжаются предаваться запретным развлечениям богачи со всего мира, это ли не самое заманчивое приключение, которое может испытать мужчина, превратившийся в женщину и желающий испытать свою сексуальность, – лучшего и желать было нельзя. Подойдя к креслу, он двумя пальцами поднял ожерелье и, подбросив его в воздух, поймал в открытую ладонь и сжал в кулак.

– Никогда не понимал, что движет бабами в любви к подобным безделушкам.

– Якби ти знала, скильки стоит це ожерелье, то зминила б свою думку, – с нескрываемой завистью выдохнула Оксана и тут же уточнила, – Слухай, а чому ти говориш про себе в мужском роди. Ти що, лесбиянка?

– Нет, что ты, – захохотал Адам, словно сумасшедший, но потом, вовремя спохватившись, зажал свой рот ладонями и, отдышавшись, проворковал со всей возможной женственностью, на которую был способен его голос, – Я дура, понимаешь? У меня всегда, с самого детства, проблемы с падежами и местоимениями. В некотором роде орфографический критинизм. Дизорфография. Я из-за нее даже школу с трудом закончила. Она, оно, он – для меня все одно. В общем дура я, понимаешь. Дура.

– Чи не парся, у мене таки ж проблеми с италийским. Вообще, падежи – це жесть. Ось живешь соби, говоришь и не помечаешь, що говоришь правильно, без акценту або ошибок. А тут мени сразу же вычисляют на раз. Любов у них мужского роду, а сифилис женочого. Прикинь? Чому?

– Не знаю, я, кроме русского, не умею говорить. Не учила, думала, что мне никогда не пригодится. Я и по-русски-то говорю не очень, если честно. Но нам, женщинам, и не надо, наверное, уметь говорить. Как думаешь?

– Это едина правильная думка, яку ти зараз сказала, Франка. Жинкам у цейном будинку рот потребен, щоб им работати, а не трепатися. Усекла. Одегайся. Инакше мени потрапить, ек що мы опоздаем.

– Ладно, ладно, Оксана, не переживай. Мои вещи можно оставить в комнате?

– Так, не беспокойся, вони никому тут, крим тебе, не потрибни. Тут не крадут, це территория любови… и мафии.

– Мафии? – ухмыльнулся Адам, начав раздеваться, – Ты, Оксана, порядочная фантазерка. Сейчас вся мафия у нас, на Родине, а здесь с ней борются. Вспомни комиссара Катанью. Европейские новости смотреть нужно, а не русскую пропаганду слушать.

Оксана язвительно хмыкнула и ничего не ответила, прислоняясь к дверному косяку, молча наблюдая за тем, как Адам раздевается.

– Ни, правда, якби я не бачила, що ти баба, я б подумала, що ти мужик, – наконец прохрипела она после того, как Адам разделся донага и, стоя голым, пытался примерить черное платье, – У тебе повадки мужика. У всякому рази, так обычные жинки не раздягаються.

– Ты бы лучше мне помогла, вместо того, чтобы комментировать мою неуклюжесть.

– Не так, Франка, не так, – наконец, сжалилась над Адамом хохлушка и помогла одеться, – вот так, понимаешь? Звидки ти така недотепа?

– Если бы я тебе призналась, что я женщина всего несколько часов, что бы ты ответила?

– Я скажу, що в тебе з головою не в порядку. Ти що, дурь приймаеш? Нюхаешь або колешься?

– Ни то и ни другое. Ладно, проехали. Помоги одеть бусы и пойдем.

– А туфли? – рассмеялась Оксана и, нагнувшись, подняла пару модельных лодочек на высоких каблуках и сунула Адаму под нос.

– Слушай, я тебе честно признаюсь, но я не умею ходить на каблуках. Я смотрю, на тебе классные сандалии. Можно, я их надену, а ты возьмешь вот эти, на каблуках?

– Ти хочешь надити мои гладиаторы? – удивилась Оксана, но не стала возражать против предложенного обмена: она молча переобулась и отдала свои сандалии Адаму, который не без труда застегнул их многочисленные ремешки вокруг своих щиколоток.

– Не погано, – хмыкнула Оксана, – монтируется до твоего сегоднишнього прикиду. Одегай браслет и пишли.

– Куда? – попытался уточнить Адам, но она только раздраженно отмахнулась от его вопроса и открыла дверь в коридор. Самое удивительное заключалось в том, что Адам совершенно не беспокоился о своей дальнейшей судьбе, по прежнему оставаясь уверенным в том, что все, что с ним сейчас происходит, – это лишь волшебное приключение, которое обязательно лично для него закончится благополучно. Откуда в нем рождалась эта уверенность для него самого было загадкой, но ему прежде всего было интересно испытать всю ту палитру новых чувств, которые ему столь щедро дарило новое тело, которые захлестывали его разум, заставляя скорее чувствовать, но не анализировать происходящее с ним.