Геннадий Бублик: Водярник

– Не могу я пить качественные напитки, – объяснял Кирилл. – Как только подумаю о БОМЖах, так и не могу. Эти святые, светлые души, что на помойках и теплоцентралях травят себя, чем придется, и спазм в горле происходит. Совестно становится: я вот тут пью с вами водку «Кристалл» или текилу, а они, бедняжки, растворителем для краски давятся. Солидарность проявлять надо. Иные-то из них получше нас будут.

Вешкин поднял бутылку, посмотрел на просвет и поставил опять на стол.

– Нет, погожу. Скоро Люда придет, с нею вместе и посидим чинно. А пока возьму-ка вот сюрприз сделаю, ужин сготовлю.

Налил в кастрюльку воду, поставил на газ. Когда вода закипела, вытащил из упаковки «Макфа» пучок длинной тонкой вермишели и, ухватив пучок за один конец, второй принялся медленно погружать в бурлящую воду. Твердые бледно-желтые палочки, попадая в вар, обмякали и начинали извиваться. Когда Кирилл опустил их целиком, в кастрюле кружилась, словно играла в салочки, вермишель, похожая на стайку молодых глистов.

Услышав звук открываемой входной двери, поспешил в прихожую. Люда с работы пришла нагруженная сумками – зашла в супермаркет, затоварилась продуктами.

Пока выкладывала на стол и в холодильник покупки, рассказывала о работе.

– Сегодня, Кирюша, казус случился. Молодежь шалила и одному прохожему на голову сбросила презерватив, наполненный водой. С пятого, не то с шестого этажа. А в презерватив, кроме воды, еще и самодельное взрывное устройство сунули. Оно возьми и взорвись. Прохожему мужику полбашки начисто – как и не было. «Скорая» решила, что у пострадавшего сотрясение головного мозга и привезла его прямиком в травмпункт. А там, когда анамнез собирать начали, и обнаружили, что у мужика не то что рта, рожи целиком нет. Только затылок с одним ухом остался, и мозги текут на костюм. Ну, вот его тогда на каталку, да и к нам в прозекторскую. А костюм хороший, парадно-выходной, жалко. Уж потом выяснилось – новоиспеченная вдова прибежала, рассказала – она его оказывается, в ЗАГС послала, на развод подавать, вот он и принарядился в лучшее.

– А шалунов тех поймали?

– Да кто ж их ловить будет? Вдова рукой махнула. Не надо, говорит, дело заводить. Я все равно с им разводиться собиралась, так и так из жизни своей вычеркивать.

– Люсь…

– Кирюша, ты меня сегодня Люсьен зови, – в зависимости от настроения, жена просила называть ее то Люсьен, то Люси, то Люсьендой, а когда и попросту – Людой.

– Люсьен, – покладисто согласился Вешкин, хотя так до сих пор и не понял зависимость имени от настроения. – Я сегодня вот чего про себя понял: у меня вот тут (он постучал себя пальцем по голове), в черепной коробке, вырос мозговой зуб сверхмудрости. Большой, на все пространство черепное. Коренной, и корнями глубоко уходит, до самого сердца достает. А на работе почувствовал, кариесный он. Дупло образовалось, глубокое, до нерва. И сижу за столом, бумажки перекладываю, а в голове ноет и ноет, и в сердце дергает. Не могу больше глядеть на тупость людскую.

– Тяжело тебе, Киря, ой тяжело! – сочувственно покивала головой Люда. – Это же страшно подумать, одни мертвые вокруг тебя. Как есть трупы. Иные и рождаются мертвыми, только мышечные сокращения и подергивания телами движут. А разума-то и нету. Сознание и понятие Высшего отсутствуют. Мне куда как легче. У моих мертвых мышцы устали сокращаться, вот и лежат тела, как трупы, спокойно. А давай-ка поужинаем, милый, – Люда принялась сервировать стол.

Кирилл достал из холодильника вмиг запотевшую бутылку «Finlandia» – для жены. Себе – вонючую самопальную ханку. Разлил по стаканам.

– Ну, за твои крылья, ангел мой!

– Эх, Люсьен, да не утрать я крылья, разве болел бы мой мозговой зуб? Распахнул бы я их, укрыл крылами своими мир, оборонил от грядущего конца. Но нет крыл, обрубили мне их, и ползаю, как последняя тварь в грязи среди ходячих мертвецов.

Выпив, Кирилл подцепил вилкой несколько вермишелин-глистов и звучно всосал их в рот. Последняя, словно прощаясь, вильнула хвостиком и мазнула Вешкина по ноздрям.

Людмила, подперев щеку рукой и оплыв на табурете рыхлым, тестообразным телом затянула свою любимую песню:

Тухлый взгляд ее при этом был обращен в себя и куда-то дальше, за спину.

– Люсьен, а вот разъясни мне, как это можно девять месяцев вынашивать в утробе мертвое, а потом это мертвое и родить. Как женщина объясни.

– А и ничего странного в этом нет. Женщины сами мертвые. И понесли от мертвых. Что можно взрастить в себе и выпустить в этот мертвый мир? Только такое же мертвое. Мертвизна расползается все шире. Уже и ничего живого не осталось в этом мире. Только воздух. Только воздух. Еще живой пока, но и он скоро умрет. И мы с тобой, Кирюша, живые. Потому что ты – ангел, а у меня иммунитет. И боле ничего живого вокруг. А пойдем-ка, милый, в постель.