– Мис-ти-ка… – сдавленным голосом протянул Сухарев, потом спохватился:
– А изолированные области?
– Без изменений. Понимаете, у меня возникло впечатление…
Света замолчала.
– Ну, говорите же! – торопил инспектор. Стоял за спиной Сухарева, опираясь одной рукою на стол.
– Я думала, кто-то пытался восстановить личность. Построил тензоры и натравил «Аристо».
– Никто, кроме Мити, не подходил к терминалам, – заявил Сухарев.
– Андрей, вы намекаете, что это я? Абсурд! Кха! Кха! Светочка, ты ведь знаешь, я в этих ваших фокусах с памятью ничего не смыслю. Да у меня и времени-то не было! Всего с минуту сидел… Все видели! Меня попросили разбудить, я – кха! – разбудил. Вы, Андрей, приказали усыпить, я…
– Успокойтесь, Дмитрий Станиславович, вас пока ни в чем не обвиняют, – сказал инспектор, думая при этом: «Не так чтобы совсем ни в чём, но и это сейчас не главное. Это и после не поздно. Что на уме у лингвистки?»
– Вы что-то хотели сказать, Света, – напомнил он.
– Я хотела сказать, что ошибалась. Оставьте Митю в покое, он ни при чём. Я знаю, кто виноват.
– Кто?! – вскинулся Сухарев.
«Чего-то идол опять напрягся».
– К Яну пока не входите и не будите его. Вы слышите, Митя? Я к вам обращаюсь. Надо проверить. Я попробую разобраться, ждите.
– Светлана Васильевна! Всё-таки скажите, кто, по-вашему, виновен? – спросил Володя, повернувшись так, чтоб видеть всех троих.
– Что вы… Она же обещала разобраться. Зачем вы?.. – залепетала Инна.
– Царь Эдип, – ответила Берсеньева и отключилась. Померк экран.
Воздух в сторожке нагрелся быстро, десяти минут не прошло после того, как закрыли дверь и включили электрокамин. Вместо разбитого стекла пришлось сунуть кусок картона, но это ничего, всё равно с улицы нет угрозы.
На экране коммуникатора чисто, тишь да гладь. Всё спокойно на объекте; можно бы вздремнуть, как те двое, пока дежурит Чезаре, но… Командир поёжился. Хоть и тепло, но не по себе. Как там Рокка? Врубил, небось, пузогрейку и таращится во тьму. Паршиво вот так вот вечером дежурить, особенно когда неизвестно, чего ждать. Паршиво, слов нет, но дежурный хотя бы видит что-то кроме чёртовых стен. «А сидеть, как я тут, ещё хуже, – решил Борха. – Выйти к нему? Проверяю, мол».
Он надел шлем, повозился с замками и разъёмами, включил подогрев и «ночной глаз», поднялся, побродил, разминая ноги, прихватил автомат и вышел на крыльцо, аккуратно прикрыв за собою дверь.
– Командир! – прозвучал в наушнике голос номера четвёртого. – Ты видел эту хрень?
«Я и тебя-то не вижу, – подумал Борха, – А! Вон ты где».
– О чём ты? – спросил он.
– Матерь божья, сколько их!
– Кого? – папаша Род на всякий случай снял автомат с предохранителя и осмотрел купы деревьев, дорожки и коробки корпусов «ночным глазом». Ничего подозрительного.
– Бункер! Над бункером!
«То есть над лифтом. Вроде ничего подозрительного»
– Не вижу.
– Ослеп, что ли? Простым же глазом…
«А! Я понял», – Борхе отключил прибор ночного видения и выругался от изумления:
– Твою в бога душу мать!
Мерцающий столб поднимался над бетонной плешью, облитой светом новорожденного месяца.
– Метров тридцать-сорок высоты, – шепнул Родриго. – Он шевелится!
– Шевелится? Зум включи!
Родриго поступил, как советовали, и выругался вторично, на этот раз нецензурно. Мириады тусклых огоньков вертелись над бункером, пляска их поначалу казалась беспорядочной, но, приглядевшись, командир различил в мельтешении сложные узоры и уловил ритм.
– Повелитель мух! – проговорил Чезаре и забормотал что-то похожее на молитву.
– Заткнись! – приказал Борха. – Светляков не видел?
Как ни старался, а дрогнул голос. Жутко ведь.
– Ты не знаешь, – сипел в наушнике голос номера четвёртого. – А мне перед высадкой в Могадишо, Кэн, взводный мой, трепал про огненный столп. Он видел.
– В Могадишо?
– Да нет, в Церне.
– Какого чёрта он забыл в Церне? – спросил Родриго, чтобы хоть что-то спросить. Болтовня успокаивает.
– Такого же, какого мы здесь забыли. Точно такой же там был мушиный столп, а потом ка-ак бздануло… Кэн три недели провалялся в госпитале, свезло. Выжил, потому что как раз сидел в капонире. Там полгорода разом высадило в тартарары, воронка была такая, что…
– Видел.
– Одно дело в новостях видеть, а другое – в натуре.
Папаша Род, которого болтовня не успокоила нисколько, собирался ещё раз приказать Чезаре заткнуться, но не успел раскрыть рот. Ярчайшая вспышка ослепила его; всё вокруг сотряс громовый удар, как будто треснуло и обвалилось кусками небо.
Читать дальше