Аннет Бове - Три грецких ореха

– Знаешь, как этот уродец называется? – спросил он у кота, – Махолет, приводимый в действие мускульной энергией пилота. Слышал о таком? Не хочу тебя пугать, но они не выдержали испытания дальними перелетами с большим весом. Кроме того, меня смущает определение «мускульный». Тренировками я себя последние месяцы не утруждал. Да…

Выудив необъятных размеров зеленый рюкзак из сундука, он спустился на шестнадцатый этаж. Вода неподвижно стояла между пролетами. Пока неподвижно.

– Что ж, самое необходимое собрано. Если тратить экономно, то должно хватить на пару суток. По моим расчетам до континента мы должны долететь раньше. Если, конечно, у меня ноги не отвалятся от бесконечного верчения педалей, и мы не пойдем на корм акулами. Остался последний штрих. Примем душ и побреемся на прощание. Кот, ты не хочешь побриться? Весить будешь меньше.

Кот лениво потянулся, вильнул кончиком хвоста.

– Ладно, жди меня здесь.

Через полчаса Ким вышел из ванной. Надушенный, гладко выбритый, в белоснежной рубашке.

Кот недоуменного разглядывал его.

– Знаю, знаю, за два дня всё равно щетина вылезет, и рубаха пропотеет. Да и вообще неизвестно, долетим ли. Но пусть хотя бы эта предположительная встреча с цивилизацией будет подготовлена на все сто процентов. Как ты считаешь?

Вернувшись на крышу, Ким тоскливо осмотрел окрестности в бинокль. Вторая по высоте городская многоэтажка почти целиком ушла под воду. Вдалеке виднелась маковка трансляционной башни. На горизонте море перетекало в небо, образуя замкнутое пространство под солнцем, где Киму давно отказали в месте. Но он был решительно настроен это место себе вернуть, отвоевать… или погибнуть.

К пяти часам вечера жара немного отступила. Всё было готово к полету.

Вода слишком близко подходила к поверхности крыши, поэтому пространства для разгона не было. Набирать скорость было негде. Определив направление ветра, в самом подходящем для начала полета месте Ким установил аппарат там, надеясь поймать попутный ветер.

– Кот, прошу пожаловать в кабину второго пилота.

Кот нехотя влез в коробку. Ким прикрепил шланг для подачи воды булавкой к воротнику. Надел солнцезащитные очки, надвинул на глаза бейсболку с длинным козырьком.

– Пристегните ремни. От винта!

Ким надавил на педали. Движения крыльев должны были быть не столько быстрыми, сколько равномерными. Нужно было реагировать на порывы ветра, на смену его направления, но эти навыки Киму придется освоить уже во время полета.

Минут десять он крутил педали впустую, ожидая мощного порыва. Кот иногда подавал голос из коробки. Ким отвечал ему, и тот успокаивался на время.

Вдруг аппарат рвануло с места, качнуло, завалило на бок. Он взметнулся вверх, но тут же резко накренился влево и пошел вниз. Ким усиленно крутил педали, пытаясь выровнять полет и набрать высоту. Какое-то время он едва удерживал аппарат в нескольких десятках сантиметров над поверхностью моря. Наконец, его подхватило потоком и понесло вверх.

– Прощай, – крикнул Ким удаляющейся в прошлое высотке.

Поднявшись на достаточную высоту и немного освоившись с управлением, Ким смог на какое-то время прекращать вращение педалей, и наслаждался фланирующим полетом.

Солнце припекало, но, назло ему, суставы летательного аппарата, собранного Кимом, не были скреплены воском.

Земля внизу чуть заметно округлялась по краям. На море кудрявилась пена без конца убегающих и догоняющих друг друга волн.

Перед глазами старой трескучей кинолентой мелькали воспоминания. Черно-белое, выцветшее, обгоревшее по углам детство, цветастая косынка матери, драки и примирения со старшим братом, уход отца. Немое кино школьных лет, ободранные колени, обломанные ветви соседской вишни, рты, черные от кожуры неспелых ещё, но таких предательски сладких грецких орехов. Перемигивания колесных спиц, растрепанные волосы, закатанная штанина и следы мазута от велосипедной цепи на упругой мышце голени.

Уже поступив в медицинское училище, Верка продолжала неистово крутить педали верного двухколесного друга, перекидывая длинную тонкую ногу через далеко не дамской высоты раму. Заложив руки в замок за спиной, лихо летала «без руля» по новехонькому асфальту, издающему терпкий смолянистый запах молодости, задора, опасности и риска. Лазала по деревьям, падала, набивала синяки, которые сама же потом и лечила, всхлипывая и костеря себя за неловкость.