Антарих вздрогнул и резко встал.
– Ты! – крикнул он, и Конрад не на шутку встревожился: впечатление получалось каким-то смазанным. – Ты являешься сюда, не ознакомившись с правилами пребывания в резервации! Выдаешь себя за ясновидящего, колдуна или еще какого куролесника! Ты что вообще о себе возомнил?
– Я? Ничего. Я не колдун, поверьте. И ни за колдуна, ни за ясновидящего себя не выдаю. Но у меня вопрос. Вы что, код-распознавателями вообще не пользуетесь?
– А мошет, он нешпрошта шюда шабрел? Мошет, никакой он не туришт? – задумчиво прошамкал третий старец. – Опять банки што-то противу наш мутют-ишпытуют? А, мошквич?
– Совершенно случайно, – заверил его Конрад. – Если бы не силки Гномлиха, я сейчас был бы уже на расстоянии двадцати километров от вашего села, не меньше. Вы ведь отпустите меня? Вам же, сами видите, так только спокойней будет.
Старцы переглянулись, но промолчали. Конраду показалось, что на губах одного из них мелькнула улыбка, но… нет, это, должно быть, была игра теней. А даже если это и была улыбка, разве она могла сулить ему что-то доброе в подобных обстоятельствах?
И тут случилось нечто невообразимое: не обращая более ни малейшего внимания на пленника, Антарих снова уселся в кресло и принялся искать у себя в бороде. Двое его подспорщиков также принялись искать у себя в бородах, тщательно расчесывая и пропуская отдельные пряди сквозь кончики пальцев. После чего, сдвинув кресла, все трое принялись искать в бородах друг у друга. Движения их становились все более ленивыми. Глаза прищурились. Конраду даже почудилось, будто старички мурлыкали от удовольствия, как это делают коты. Но, нет, не почудилось – прислушавшись, он понял, что они действительно мурлычут! Конрад решил, что пьян и просто не помнит, когда и с чего это он так наквасился.
Чтобы не быть свидетелем развертывавшейся перед ним странной сцены, он зажмурился и принялся обдумывать свое положение. Положение был столь серьезным, что он вмиг забыл обо всем на свете.
Сколько так протекло времени, он не знал. Но вот, призывая его вернуться к действительности, кто-то кашлянул ему в правое ухо. Сбоку от него с невозмутимым видом стоял Антарих. Два других старца с не менее невозмутимым видом сидели на стоявших в первоначальном положении креслах.
– Скажите, – Конрад решил попробовать подобраться к мучившей его проблеме с другого бока, – а можно, я у вас тут останусь ненадолго?
Антарих молча перешел к противоположному уху Конрада, словно разговор с его правым ухом был для него закончен, и спросил:
– Почему у тебя ни мешка дорожного, ни котомки, если ты экотурист?
– Простите, вы действительно полагаете, что мне интересно отвечать на ваши вопросы, не получая при этом ответов на свои? – поинтересовался в свою очередь Конрад.
Антарих хмыкнул, но ответствовал довольно добродушно:
– Хорошо, чужестранец. Об чем именно хочешь полюбопытствовать?
– Вы упомянули про банки. Вас кто-нибудь притесняет?
– Никто нас не притесняет.
– Жаль.
– Даже так? «Жаль»?
– Если бы вас притесняли, я бы выступил в роли избавителя и просветителя. А так даже и не знаю, что за роль мне здесь уготована.
– Хошу вырашить нашему гоштю вотум недоумения, – объявил один из сидящих старейшин.
– Спасибо, – Конрад, немало озадаченный, поблагодарил.
– Вотум поддерживаю, – кивнул Антарих. – Мы тебя сами и спасем и просветим. Вижу, ты в этом нуждаешься злее, чем мы.
– Да как же вам не нужна помощь, если у вас столько стариков и… – Конрад запнулся, не будучи уверенным, что сейчас не скажет глупость, но все-таки закончил фразу: – …и детей?
– А что не так с детьми? Иль с нами? – несколько сурово вопросил долгоносый.
– Ну как же!.. – Конрад чувствовал, что что-то со всем этим не так, что должно быть иначе, но формулировки ускользали от него. – Вы что, не принимаете «Биссмертол»? Вам отказано в нем?
Тут требуется небольшое лингвистическое отступление. Читатель прошлого, только знакомящийся с миром будущего, уже, должно быть, заметил, что язык – по крайней мере фонетическая его составляющая – претерпел за грядущие тысячелетия существенные изменения. С отдельными звуками все более-менее ясно: например, в языках постоянно наблюдается борьба в парах глухих и звонких согласных звуков. То на каком-то этапе развития языка звонкий согласный [в] возьмет верх, то популярностью пользуется глухой [ф]. Вдаваться в чрезмерные подробности и превращать вдруг повесть в лингвистическое исследование мы не станем – не для того читатель брал эту книгу в руки. Тем не менее уточним, что название эликсира было намеренно искажено производителем. Каждый прием эликсира можно было рассматривать как условное повторное рождение пациента, то есть «рождение на бис». Приставка «бис-» и была призвана выступить в роли указателя на этот факт. Производителя совсем не смущало следующее противоречащее логике его умозаключений обстоятельство: в отличие от термина «бессмертие» новое слово означало отнюдь не «без смерти» и не «воскрешение на бис», а «смерть на бис». Впрочем, читателям подобная ситуация прекрасно известна: когда говорит реклама, разуму остается лишь сиротливо молчать. Впоследствии запатентованное название лекарства привело к расколу в среде языковедов: параллельно с орфографически правильным написанием термина «бессмертие» и его производных в употребление вошла и искаженная искусственной приставкой «бис-» форма. Слова «биссмертный», «биссмертие», «биссмертность» и «биссмертник» все чаще стали встречаться вне страниц школьных тетрадей. На этом отступление следует закончить, а повествование – продолжить. Итак…
Читать дальше