Татьяна Рапопорт: Земля обетованная (сборник рассказов)

ГОВОРЯТ В НАРОДЕ: Замуж – не напасть- замужем бы не пропасть. Свадьбу не играли, а только небольшой вечер сделали. Муж Тоньки был намного старше её, да к тому же еврей. Как большая часть евреев, он любил копить и был страшно скуп. Маленького роста, слазки- бусинки под толстыми стёклами очков, жиденькая бородка. Когда Тонька шла с ним по улице, соседи вослед шептали:

– Это надо же, такая красавица и такого урода выбрала.

Тоня рассчитывала, что раз он заведует промбазой, то дом её будет полной чашей, но не тут-то было. Тащил Абрам Моисеевич, как звали мужа, со своей базы всё подряд, только всё продавал и скупал золото. Золото он прятал в тайник, который находился на базе, а дома крупинки в супе считал.

– Что ты так много масла на хлеб намазываешь, – делал он ей замечание за обедом. – А сахару зачем три ложки в чай кладёшь? Хватит и одной.

Тонька молодая, сильная, красивая, а рядом такой сморчок. Стали мужики меж собой совещаться, как еврея извести и опять к Тоньке на ночь ходить. Выпили хорошо и к Абраму Моисеевичу пошли, с собой коньячок и закуску взяли. На халяву и уксус сладкий. Напоили еврея и ультиматум поставили:

– Дай нам возможность с твоей женой встречаться, а не то твою базу вместе с тобой спалим.

Испугался Абрам Моисеевич и согласился:

– Только, – говорит, – платите мне за удовольствие.

Ударили по рукам и разошлись. Стали к Тоньке в гости заходить и подарками её одаривать. Как придёт очередной гость, Абрам Моисеевич смывается, идёт на базу и золото своё считает. Свет он не включал, чтоб не привлекать внимание, а зажигал свечку.

Однажды свечка упала и начался пожар. Пока пожарные приехали, база уже догорала. От Абрама Моисеевича один скелет остался, но Тонька его похоронила и поминки раскошные сделала, так как его тайник сумела найти.

У евреев есть странный и дикий обычай: если человек на последнем издыхании не отдал Богу душу до заката, то ему надо помочь это сделать. А для этой цели был в поселке Вакула. Небольшого роста, но жилистый и сильный. Взгляд бульдожий, короткая шея, морда – кирпичом и огромные ручища, которыми он душил умирающих евреев.

Жил Вакула в старом, покосившимся, домишке, одевался в рваную грязную одежду, и был вечно пьян и голоден. Работник он был незаменимый и, можно сказать, штатный еврейский киллер. За каждого задушенного его ждала мзда. Кто-то, подобрее и побогаче, ему хорошо заплатит и напоет и накормит досыта. Но однажды пригласил его к себе Изя Рабинович, чтобы тот придушил его умирающего отца. Вакула успешно отправил отца на тот свет и стал требовать расчёт. Но Изя был скупой, на редкость скупой еврей, и не дал ему ничего. Вакула очень рассердился. Вышел за ворота и разразился бранью:

– Ах, вы, жиды поганые, всех вас порешу. Всех передушу.

А Изя слушает и нож на Вакулу «точит». Собрал он еврейскую общину и говорит:

– Братья, евреи! Нехорошо про нас Вакула говорит, зазнался он, надо его проучить.

– И что ты предлагаешь, Изя?

– Давайте самого сильного из нас объявим умирающим и пригласим Вакулу. Он и проучит его.

Выбрали Фроима, как самого сильного, а Фроим уперся:

– Платите, иначе не соглашусь.

Делать нечего, скинулись евреи и заплатили ему. Лег Фроим в постель и стонет:

– Ох! Ох! Умираю.

Приходит Вакула с хлорофосом в руках к нему.

– Да ты что-то на умирающего не похож. Смотри, какой розовый да справный.

– Нет, Вакула, это только тебе так кажется, умираю я.

– А может в больницу тебя отвести, да еще поживешь?

– Ой, нет, Вакула. Не доеду я до больницы. Умру.

Вакула достал из кармана тряпку, обрызгал её хлорофосом и заткнул Фроиму рот своей огромной пятерней. Чувствует Фроим, что дело не шуточное. Сейчас коньки откинет. Вскочил он с постели и дал Вакуле кулаком в нос. Что тут началось. Грохот, маты, бой не на шутку, а на смерть. Дом ходуном ходит, а евреи стоят во дворе и слушают. Видит Фроим, что Вакула берет над ним верх, и смерть на пороге стоит, и заорал:

– Сволочи! Суки! Убийцы! Будьте вы прокляты!

– Это он до нас, – сказал Изя, – а мы ему столько золота дали. Неблагодарный.

Шум затих. Открылась дверь, и из неё вышел Вакула. Весь в крови, под глазом фингал.

– Ну, жиды, за такого еврея надо еще пятерку добавить и литр самогонки дать.

Хася, жила хорошо, можно сказать, как сыр в масле каталась. Никогда и нигде она не работала, а все у нее было. Прошли годы, жизнь двигалась к концу и Хася Абрамовна стала думать о смерти. Было ей тогда 89 лет.