Евгений Рудаков-Рудак: Радиация сердца

Примерно через месяц обучения учительница, в некоем сомнении и воодушевленной растерянности, доложила на педсовете школы о немыслимых успехах Вани, и его для пробы перевели во второй класс. Сальман тоже следил за успехами нового члена семьи, особенно радовали успехи по арифметике, тем более, что родные дети не блистали. Причем, если Лизхен откровенно радовалась успехам нового брата, то Феде всё это совсем не нравилось, мальчики враждовали без всякого на то повода, вернее, повод всегда находил Федя, который стал более капризным.

…Задолго до войны Кирши жили в Поволжье, в немецком кантоне Больцерский. В эти места их предки переселились из Германии в незапамятные времена, еще при императрице Екатерине. В советское время Сальман с семьей переехали в город Энгельс, что на самом берегу Волги, где в свободное от преподавания математики в немецкой школе время, играл в оркестре на скрипке – у немцев был свой клуб. Жили не хуже других советских людей, и даже… получше, благодаря врожденной немецкой привычке к порядку. Все немцы считали себя советскими, пока не началась война с Германией, когда Сталин назначил их вероятными пособниками фашистов. Поволжских немцев срочно стали переселять в глубь страны, подальше от фронта. Среди немногих вещей при высылке, Сальману разрешили взять его любимую скрипку и то для того, чтобы во время погрузки высылаемых в эшелон, он играл интернационал. Командиру конвоя это очень понравилось, он даже отвернулся, когда Фрида шла в слезах к вагону и прижимала к груди распятие. Такого другим не позволили.

Так со скрипкой, но пряча распятие, Кирши начали осваивать на новом месте тяжкое крестьянское ремесло. Всего вернее – это был бы каторжный труд, как и для большинства ссыльных, если бы Сальман неожиданно для семьи не стал счетоводом – это уже была местная элита. Даже Фриде давалась поблажка и она больше остальных колхозниц занималась личным хозяйством, что позволяло жить, если не каждый день сытно, то и не часто впроголодь. Фрида относила это некоторое благополучие на счёт нового сына, матерь божия услышала её искренние молитвы.

Неожиданно для всех Ваня полюбил скрипку и с разрешения дяди Сальмана усердно пиликал на ней всё свободное время. Через полгода учения во втором классе его, как очень одаренного мальчика, перевели в третий класс, и он стал учиться в одном классе с Лизой. Тут уж брат Федя записал во враги не только его, но и сестру. Фрида не знала что делать, а Ваня не только отлично учился по всем предметам, но скоро знал ноты и играл несложные партии, чего не смог освоить Федя за три года. Кирши дома много говорили на немецком, и уже через год Ваня бегло объяснялся с новой родней. Ему нравилось при разговоре всех на русском, вставлять неожиданно немецкие слова, или наоборот, что было часто смешно. Ване нравилось всех веселить.

Лиза его просто обожала, потому что он делал ей все домашние задания и контрольные работы, а Фрида полюбила, как родного сына. Фридрих просто его ненавидел. Вроде бы и одногодки, но Ваня быстро подрос, стал выше и крепче, а главное – явно умнее. Сальман хоть и ценил способности Вани, но был строг и часто незаслуженно покрикивал на него по разным мелочам, и не один раз пытался унизить его перед сыном. Зависть часто ела мозг: «Почему в отличниках не мой балбес, из интеллигентной немецкой семьи, а безродный, выброшенный всеми и выросший в навозе Иван».

В минуты гнева на Ваню, на сына или на свою судьбу, Сальман всегда переходил на немецкий язык, и тут Фридрих торжествовал, и даже приподнимался на цыпочки, чтобы стать повыше фрембер брудер – чужого брата. И чем лучше учился Ваня, переходя из класса в класс, тем хуже учился Федя, и тем жестче становился отец. А Фрида, как одеялом, хотела укрыть всех своей, казалось бы… безразмерной добротой, но постепенно её одеяло начинало расползаться по швам. Ваня на отлично, а Лиза вполне успешно заканчивали семилетку, тогда как Федю оставили на второй год в пятом. Для родителей это был немыслимый позор.

Слух о вундеркинде Ване из Каменки дошел до районного отдела народного образования и скоро для проверки, в школу приехала молодая, очень красивая женщина, инспектор, чтобы поближе познакомиться с родителями этого ученика и естественно, поговорить с ним самим, по душам.

Представитель роно была в шоке, когда узнала, что советский пионер Ваня Ромашкин воспитывается в семье ссыльных немцев как родной сын. Надо отдать должное Киршам, и конечно в первую очередь Фриде, она внушила всем, даже её родные дети не знали, что Ваня из репрессированной семьи. Она убедила всех, и себя в первую очередь, что этот мальчик потерялся во время войны, и никто не знает чей он. И Ваня эту версию заучил как таблицу умножения, и за семь лет жизни в новой семье никогда не вспоминал, кто он и откуда. Еще он никак не мог вспомнить, откуда у него четыре блестящих монеты и почему он так усиленно прячет их в разных местах. Это делалось помимо его ума и воли. Он понимал только одно, что это тайна даже не его лично, о ней никто не должен знать, даже самые близкие люди, но сам он должен помнить тайну семьи и времени. Хоть Ваня и не совсем понимал что такое инстинкт, он прятал и перепрятывал странные монеты именно на этом, инстинктивном уровне. Играя с ребятами в разные тайны, приходилось делиться с одними или другим секретами – по задумке, по игре, но никогда, ни одну игру он не связывал с тайной этих монет. Перепрятав их в очередной раз он всё забывал.