Андрей Ротнов - Вкус полыни. Сборник рассказов

Больше ничего не приходило в голову, и внезапно созревшее решение было принято. Выйдя по утоптанной дорожке из парка на «свет Божий», где нещадно палило солнце, Таня, не раздумывая, направилась в отделение милиции, расположенное недалеко от её дома. Терпя боль, ступая босиком по камушкам и гальке, от попадавшихся под ноги и впивавшихся острыми краями в подошвы. Время послеобеденное, и люди, шедшие на встречу, спешащие по своим делам, сторонились и шарахались от неё как от прокаженной. Уступая ей дорогу, недоуменно пожимая плечами. Вид девушки вызывающий.

Таня дошла до восьмиэтажного здания. На первом этаже, в помещении бывшей швейной мастерской, о чём напоминала выцветшая, и облезлая вывеска располагалось отделение милиции микрорайона. Она поднялась по ступеням и вошла в открытую настежь дверь. В конце небольшого коридорчика с турникетом стойка под стеклом. На стекле большими красными буквами написано: «Дежурная часть». В тесной комнатке, где с осыпавшейся до кирпичей штукатуркой на стенах, которые явно портили вид госучреждения сидели два милиционера. Один молоденький, лет двадцати пяти, полуразвалившийся на диване кажется, дремал, подставив лицо потоку воздуха от вентилятора. Другой лет пятидесяти, развалившись на стуле перед пультом, изнывая от жары маленькими глотками пил из бутылки пиво. Лицо пожилого милиционера расплылось в довольной ухмылке. На нём форменная сорочка с короткими рукавами, на левой руке выше локтя красная повязка с надписью. Рубаха расстегнута почти на все пуговицы, галстук висел поддерживаемый блестящей заколкой. По груди заросшей густыми волосами, стекал ручейками пот. Большая залысина, как бисером усыпана капельками пота. Увидев девушку, он пристально, маленькими, заплывшими жиром глазками-буравчиками просверлил оценивающе её с ног до головы.

Таня не разбиралась в званиях и не знала, как обратиться. Наивно и немного растерявшись, она сказала: – Дяденька.… Но не успела она договорить начатой фразы, дежурный грубо оборвал её вопросом: – Что снасильничали?

Улыбаясь толстыми губами, как ему казалось, своей оригинальной шутке, обнажая ровные белые зубы, ехидно добавил: – Пора самой давать. И засмеялся громко и вызывающе. Потом, переменив резко настроение, серьёзным, не допускающим возражений тоном рявкнул: – Я тебе дам «дяденька», вали от сюда «ковырялка». А то сейчас в «обезьянник» замкну, бичёвка.

Татьяна несколько секунд ошарашено смотрела на представителя власти, а потом резко, как ей показалось, развернувшись, выбежала, наткнувшись по пути на вертушку турникета, что причинило дополнительную физическую боль. Ей казалось, что она бежит во всю силу и уже не слышала, как из двери молодой милиционер кричал: – Девушка! Девушка!

Всё её внимание было поглощено явной несправедливостью по отношению к ней человека наделенного властью, призванного защищать граждан. Таня недоумевала, чем вызван такой приём. Неужели как в поговорке: «Встречают по одёжке».

Слёзы наворачивались на глаза, и она готова расплакаться, но что-то её сдерживало. И от этого ещё обидней и больней.

Она не оглядывалась и старалась бежать, не обращая внимания на оторванный подол платья, мешавший ей. Поднявшись на нужный этаж, остановилась у двери, тяжело дыша, впилась пальцем в кнопку звонка и держала до тех пор, пока дверь не открыла хозяйка квартиры, Евгения Павловна, у которой снимала комнату.

Она испугано, ещё ничего не понимая, смотрела на Таню. Морщины, испещрившие лицо, узкий и чуть продолговатый нос, седые пряди волос, аккуратно уложенные и по девичьи, завязанные в хвост пёстрой ленточкой, казалось, ничуть не старили её, а придавали солидности. Цветной домашний, ситцевый халат и перекинутое через руку белое полотенце, говорили о том, что она была занята домашними делами на кухне.

– Что случилось? – спросила Евгения Павловна, пропуская Таню в квартиру.

– Так, ничего особенного, – ответила Таня, собирая свою волю в кулак, стараясь быть спокойной, и только увидев своё отражение в зеркале на стене прихожей, расплакалась. Увидев растрепанные волосы, в которых застряла сухая трава и прошлогодние листья, перемазанное всё в разводах лицо и два огромных синяка с желтоватым оттенком на шее, она разрыдалась как ребёнок, со всхлипами и икотой, перемежающейся с похрипываниями. Евгения Павловна принялась её успокаивать и увещевать: – Слезами делу не поможешь. Успокойся, чего не бывает…

Евгении Павловне было уже семьдесят лет, с небольшим хвостиком, хотя она и старалась молодиться, но, в сущности, была «дряхлой и немощной старушкой» – так она себя называла. Что она могла предпринять в такой ситуации, подумав, что нужно время, чтобы девушка успокоилась и пришла в себя, а впадать в панику и пороть горячку не стоит. Время лечит!