Ольга Трушкова - Не догоняй давно ушедший поезд. Рассказы

Ага, вот кабинет с табличкой «Заведующая Райфинотделом Сукачёва».

В шикарно обставленном кабинете за инкрустированным столом на высоком кресле, как на троне восседала роскошная телесами и в богатом убранстве дама с говорящей фамилией. Она величественным жестом Екатерины Второй кивнула вошедшей посетительнице на стул и снисходительно выслушала ей просьбу. Вера Николаевна, чтобы не пугать чиновницу большой «замороженной» суммой учительской зарплаты, решила просить деньги только «культурные».

Дама отказала. Как и РОНО. Как и «культура».

– Ну, и куда же нам с сыном теперь идти? На паперть? Воровать? Или сразу на тот свет? – испросила совета Вера Николаевна. Пока ещё очень вежливо.

Дама пожала плечами, лицемерно вздохнула и ответила:

– Извините, но помочь ничем не могу. Сама третий месяц без зарплаты. Иногда не знаешь, что приготовить на завтрак.

– Ай-ай-ай, и вы тоже? – язвительно посочувствовала ей Вера Николаевна, но поинтересовалась, так ли это и какова месячная зарплата вдыхающей. Просто так поинтересовалась. На всякий случай. Всё ещё вежливо, но уже не очень.

Дама смерила просительницу с ног до головы, задержала взгляд на её потрескавшихся от работы руках, покрутила на своих холёных пальцах дорогие перстни, изящным жестом поправила золотые цепи на том месте, где, согласно анатомии, должна была находиться её шея, и пустилась в пространные рассуждения.

– Видите ли, судьбы складываются по-разному. Мы с вами по виду ровесницы, но я без мамы и папы получила высшее образование. Правда, заочное. Тоже, как и вы, техничкой когда-то работала. Теперь вот здесь сижу…

Выразительный взгляд её досказал то, что придержал язык:

– Я-то вот здесь, а ты всё ещё уборщица… даже не уборщица, а половина от неё.

– Видите ли, – подстроилась под её ностальгически задушевный тон Вера Николаевна, – я ведь тоже без мамы и папы… образование получила. Даже два. Высшие. Одно – университетское. Оно не заочное.

Она поднялась со стула, подошла к столу, оперлась на него обеими руками и, глядя в глаза восседавшей «на троне», негромко и очень спокойно отчеканила каждое слово:

– Я не знаю, на какой срок вы, уважаемая, задерживаете себе зарплату. Меня совершенно не интересует её месячный размер. Мне абсолютно безразлично, что вы, простите, жрёте на завтрак, а равно и в обед с ужином. Но без бумажки на получение всех моих «замороженных» денег я не выйду из этого кабинета. Вы слышите? Всех! Хотя первоначально я просила совсем немного. Только зарплату технички.

Домой Вера Николаевна вернулась с деньгами. Ей выплатили не только всю задолженность по «офис-менеджменту», но и «разморозили» часть учительской зарплаты. Сын к школе был собран не хуже других. Да и себе она купила зимние сапоги и тёплую куртку – осень была уже не за горами, а она в Сибири очень быстро переходит в холодную зиму.

Через год Вера Николаевна оставила работу в библиотеке. Освободившееся место заняла дочь библиотекаря, которая стала получать полновесную ставку. Куда уходили полставки Веры Николаевны, она не знает. Да и не хочет знать. Ни к чему. Она к тому времени в довесок к своей учительской зарплате уже начала получать пенсию по стажу. За выслугу. Пенсию платили вовремя.

Вот вам плоды перестройки: интеллигенция оказалась за бортом, а на плаву – отбросы общества.

А может, ошибается Вера Николаевна? Может, не сама перестройка была виной всех бед её многострадальной России, а бездонное море лжи её царьков, в котором и до перестройки топили эту огромную страну вместе с её народом, вместе с ней, Верой Николаевной, и её детьми? Может, перестройка была только скальпелем, вскрывшим гнойник? Разве до перестройки Вера Николаевна жила лучше? Конечно, нет, потому что нельзя назвать хорошей жизнь в постоянном дефиците и километровых очередях.

Как-то перед Новым годом привезли в их поселковый магазин столовую клеёнку и женские сапожки. Очередь люди начали занимать с вечера и в сорокаградусный мороз, греясь у костра, ждали до утра, до открытия магазина. Никто не уходил из боязни быть вычеркнутым из списка, а это могло быть: тот, кто провёл ночь на морозе, ни за что не согласился бы пропустить вперёд того, кто провёл её в тёплой постели. Тем более, был риск остаться ни с чем – количество товара никогда не соответствовало количеству желающих его приобрести. Близкие люди в этой очереди переставали быть ими, соседи и друзья превращались едва ли не во врагов.