Ольга Трушкова - Не догоняй давно ушедший поезд. Рассказы

Бабе Варке эти чудеса заменяла белая пластмассовая коробка на стене. По утрам коробка громко голосила: «Гаворыць Мiнск… шэсць гадзIн… хвiлIн», – работала круглосуточно, а посему перестала удивлять хозяйку. Да и не до чудес ей было сейчас. А что касается утренней побудки, то хозяйка просыпалась раньше этого заполошного динамика.

В ожидании внука баба Варка, напрочь запамятовав о своих преклонных летах, носилась по деревне, как молодая. Нет, не бесцельно бегала она к далековато от неё жившей дочери, баба Варка опасалась пропустить исторический момент возвращения на малую родину защитника Родины большой.

Не пропустила, в отличие от Вольки. Но у Вольки была уважительная причина – сессия. Волька приедет позже.

Из Армии Коля пришёл возмужавшим, говорил баском и проигнорировал не только тайные планы несостоявшихся тёщ, но и явные надежды их дочерей. Отгладив свой наряд, начистив до зеркального блеска туфли, каждый вечер он отправлялся в соседную деревню Храковичи к своей Оле, не забывая при этом завернуть и к бабе Варке, тем более, что её хатка стояла аккурат на его пути.

Поговорив о том о сём, убедившись, что здесь все в порядке, Коля продолжал путь к своему будущему семейному счастью. Баба Варка тайком крестила его спину и принималась за вечерние дела, слушая краем уха, что там «гаворыць» Минск, райцентр Брагин или правление колхоза «Рассвет».

Но вот однажды динамик онемел. И скучно сделалось в маленькой хатке. Не хватает его, который «гаворыць…».

Волька взяла книгу, постилку и, прихватив большую миску с вишнями, вышла в сад. Она очень любила читать, лежа в тени старых яблонь, и лакомиться то вишнями и черешнями, то яблоками и грушами. В общем, тем, что уже созрело.

Время приблизилось к вечеру. Прошло стадо. Волька закрыла книгу, свернула постилку, взяла пустую миску и покинула сад. Из раскрытых дверей хаты неслась песня о девчонках, которые вынуждены стоять на танцах в сторонке, потому что, по утверждению беспристрастной статистики, каждая десятая из них оказалась там лишней.

Динамик опять был в рабочем состоянии.

В хате на широкой лавке сидел Коля и снимал пробу со свежего кваса.

– Коль, вот здорово! Это ты починил? – кивнув на поющую коробку, обрадовалась Волька.

Она уже забыла, что каждое утро проклинает будившую её ни свет ни заря пластмассовую злыдню и грозится вырвать ей язык.

– Починил? – удивился Коля. – А что, динамик не работал? Странно, у нас молотил весь день без передышки.

Баба Варка посмотрела на книгу, которую Волька всё ещё держала в руках, потом на Вольку и огорченно произнесла:

– Дочиталась девка.

– Да не работал динамик! – чуть не плача, доказывала Волька.

Коля встал на её сторону. Если Волька говорит, не работал, значит, так оно и было. Но временная потеря радиоголоса должна иметь какое-то объяснение, а вот его-то как раз и не имелось.

Тайна раскрылась, когда Коля вышел на улицу и увидел оборванный радиопровод, конец которого кто-то воткнул в землю. Было проведено следствие, в ходе которого под напором неопровержимых улик баба Варка дала признательные показания.

Прислушиваться к тому, гомонит или нет эта коробка, ей было некогда, она занималась своей работой. После обеда увидела оборванный провод и пристроила его к грядке с бураками, чтоб он не путался под ногами. Вот и всё.

– Да ты, бабуля, у нас и в радиотехнике волокёшь, если так мастерски заземление сделала! – восхитился Коля, и все рассмеялись.

Волька и её постоянное чтиво были реабилитированы.

Эх, задуматься бы ей, Вольке, справедливо ли то, что её старенькая бабушка с раннего утра до позднего вечера вся в работе, а она, здоровая деваха, в это же самое время валяется в тенёчке с книгой да фруктами лакомится? Задуматься бы и над тем, почему самый вкусный кусок всегда оказывается именно в её, Волькиной, миске и как это баба Варка со своей колхозной двенадцатирублевой пенсии умудряется покупать ещё и подарки своей внучке?

Тогда бы надо было задуматься, а не через сорок лет, когда ей, Вольке, и покаяться-то перед бабой Варкой нет возможности! Нет больше бабы Варки среди ныне живущих. Нет и любимой тёти Маши, нет и дорогого крёстного. Царствия им всем небесного и памяти светлой!

Осталась Волька в неоплатном долгу перед ними.