Александр Никонов: Я иду к тебе, сынок!

Галина будто этого и ждала, она гневно встряхнула своёй чалмой из полотенца и взвизгнула:

– Не подруга, а сестра! Понял? Мы с ней сестры по жизни, вместе одну каторгу в детдоме отбывали. Понял?

– Да ладно тебе, Галюня, ну чего ты, – взмолился Гоша и потёр руки. – Машуня, я компот не пью, у тебя есть что-нибудь посущественнеё?

– «Зубровка» подойдёт?

Гоша скорчил недовольную рожу.

– Ну, тогда можешь сковыриваться отсюда, – угрожающе сказала Маша.

– Да ладно, ладно, пойдет, – замахал Гоша руками. – Как говориться: на безрыбье и рак рыба.

Все выпили, закусили солеными огурцами и картошкой. Гоша воссиял, помотал головой:

– И за что её любят татары! Ну, девочки, давай ещё по одной!

– А почему татары-то? – снова встряла Галина.

– Ну… Это присказка такая.

Маша тихо заговорила:

– А у нас в детдоме всякие были: и татары, и украинцы, и таджики…

– И узбеки, и казахи… – подхватил Гоша.

– Да, и узбеки, и казахи, – повысила голос Маша. – Но и хороших, и сволочей среди всяких хватало. Тебе смешно, а ты вот сам какой национальности?

Гоша заржал, похлопывая по коленям изнеженными руками.

– А я – ин-тер-на-ци-о-нал! Ну, подумайте сами, мать у меня полуирландка, отец – метис: бабушка, по родословной, француженка, была замужем сначала за испанцем, потом за русским, а сам я говорю по-русски и ни хрена ни бельмеса не понимаю ни по-испански, ни по-французски, ни по-ирландски. Ну и кто же я такой, а?

– Да, кровей в тебе намешано, как отходов в канализации, – с усмешкой протянула Маша.

– Бомж ты, вот ты кто по своёй национальности! – ввернула Галина и на всякий случай приготовилась к прыжку со стула. Но то, чего она ожидала, не произошло. Размягченный спиртным, Гоша на её выпад не отреагировал, он развалился на стуле, опираясь одной рукой об спинку, степенно закурил и благодушно проворковал:

– Ну и что, что бомж. Да, у меня нет ни квартиры, ни постоянной работы, кручусь, где хочу, как хочу и сколько хочу, и никто мне не указ. Это, если хотите знать, – образ жизни. Поняла, Галюня? Каждому – своё. – При монологе Гоша не забыл протянуть свои толстые волосатые пальцы к бутылке. – У каждого человека своя натура, свой характер, свои склонности и привычки, а значит, и своё внутреннеё убеждение. По этому убеждению он и живёт. – Гоша успел опрокинуть ещё одну рюмку. – Вот ты, например, Галюня, залезла на свою кондитерскую фабрику и рада. Так ведь?

– А причем тут моя кондитерская фабрика? – неохотно откликнулась Галина, явно заинтересованная разговором.

– А-а, то-то и оно! А в строители ты бы пошла? – неожиданно спросил Гоша, не забыв отправить в рот очередной глоток «Зубровки».

– Ну, вот ещё! – возмутилась Галина. – Чего я там забыла!

– Вот и я говорю, – согласился Гоша, – душенька твоя нашла, что ей необходимо. А ведь в молодости ты чего только не перепробовала: и в библиотеке работала, и на закройщицу училась, и секретаршей была у какого-то завмага.

– Чудик ты, Гоша, – всплеснула руками Галина. – Причём здесь душа? Рыба ищет, где глубже…

– Так то рыба, а ты человек, и выбирала, наверно, не только зарплату да тёплое местечко.

– Не только, ещё я конфеты люблю, – с вызовом ответила Галина. – Потому что в свои годы я их не доела. Ну, допустим, ты прав. А что же твоя душенька место в этой поганой жизни лучше не подыскала?

– Кто это тебе сказал? – удивился Гоша. – Мою душу нельзя загнать в клетку или заколотить в ящик, а потом выпускать её оттуда по чьёму-то желанию. Нет, шалишь, брат! – Гоша снова налил в свою рюмку и, не дожидаясь, выпил. Крякнув, он продолжал: – Моя душа, как птица, она любит свободу, а то, чем я зарабатываю для поддержания её вместилища – моего бренного тела, это уже другой вопрос. И, заметьте, я этим доволен. А разве это не самое главное – быть довольным своёй жизнью? Так что у меня все по кодексу строителей коммунизма.

Гоша опрокинул последнюю стопку, стукнул ею по столу и встал.

– Вот так, дорогие мои девчонки! Спасибо за приют да ласку.

Маша с удивлением покрутила в руках пустую бутылку и закричала:

– Ах ты, прохвост, это ты для этого нам мозги пудрил? Смотри, Галюньчик, он нам ничего не оставил. Сидели перед ним, как вороны, раскрыв рот, а он…

Она шутливо замахнулась на Гошу, тот прикрыл голову руками и закричал:

– Маша, ты же добрая и жадная! Не будешь же ты меня убивать, а потом хоронить за свой счёт! Ну, так как, я договариваюсь насчет твоёго видика?

Маша задумалась, а потом помотала головой: