Надо ли говорить, что у нее совсем не было друзей. И ее это, казалось, нисколько не удручало. Она словно бы и не замечала, что все остальные в классе на переменах всегда ходят парами или даже разбредаются небольшими группами. Что у нее полный класс врагов – она тоже не замечала. Нет, даже наоборот: она иногда пыталась прибиться то к тем, то к другим, привлекая к себе внимание какими-то совершенно дурацкими просьбами или вопросами, типа «А у вас нет ластика?», или «А сегодня будет физра?» – можно было подумать, эта отличница могла быть не в курсе, какое в тот день расписание занятий, или не иметь запасного ластика, тогда как каждый в классе знал, что у нее имеются даже запасная точилка для карандашей и запасные тетрадки.
Ну и что, что мы тоже обращались к ней за запасными ручками? Все давно уже поняли, что ей эти ручки все равно девать некуда. Видимо, у нее были богатые родители. Самый лучший ранец, самые красивые ручки и карандаши… Да один пенал чего стоил! Даже у моей мамы не было такой косметички, каким был пенал у Дины. Не то чтобы весь наш класс очень сильно отставал от Дины по уровню благосостояния, но ее состоятельность, безусловно, бросалась в глаза. И это давало нам только лишний повод ее сторониться.
Как-то раз, войдя в класс после перемены, мы увидели, что Дина плачет. Да-да, сидит за своей партой, уронив голову на руки, и плачет. Плечи ее вздрагивали, раздавались сдавленные всхлипы. Это было так необычно и так… чудесно! Да, первое, что я почувствовала при виде рыдающей Дины, – торжество справедливости. Она наконец-то, впервые на моей памяти, вела себя как обычный человек.
Вокруг Дины мгновенно собрались наши девчонки. Мне тоже хватило места. Все принялись ее успокаивать, интересоваться, что произошло, кто обидел, ну и все в таком роде. В общем, мы за нее распереживались. Кто-то, наверное, в самом деле, кто-то, вполне вероятно, злорадствуя в душе. Лично меня обуревали смешанные чувства. И вот, когда она наконец выдавила из себя, что же с ней произошло, все наше сочувствие как рукой сняло. Оказывается, Дина впервые в жизни получила четверку за диктант по русскому. Четверку! Да некоторые из нас тройку-то с натяжкой получали – я имею в виду отстающих мальчишек. Стало так омерзительно, что все быстро разошлись по своим местам с выражениями презрения и недоумения на лицах.
Наверное, как раз этот случай и стал последней каплей. И если раньше мы еще хоть как-то общались с Диной, то после этого стали игнорировать ее, словно она пустое место. И это бы ладно. Ей бы понять и отступить. И игнорировать нас в ответ. Так нет же! Она принялась еще усиленней донимать нас навязыванием общения. А это не может не надоесть. И вот раздражение, которое и без того присутствовало, с того случая стало нарастать подобно снежному кому.
Начали происходить странные вещи. То вдруг у Дины из ранца пропадут все тетрадки, и учителя ставят ей двойки за несделанные домашние задания. То на следующее утро после ее дежурства на полу оказываются черные пятна, а на доске белые разводы. Но однажды случилось кое-что вовсе из ряда вон: пропавший со стола Марии Викторовны классный журнал обнаружили в ранце Дины!
– Это не я! – жалобно воскликнула Дина.
– Она, она! – немедленно пронеслись по классу насмешливые мальчишеские голоса. – Это она двойки свои исправить хотела!
– Тишина в классе! – требовательно воскликнула Мария Викторовна и уже мягче добавила: – Дина, родителей завтра в школу.
И тут Дина, как всегда, показала свой характер: она не согласилась с Марией Викторовной покладистым, смиренным «да» или хотя бы спокойным кивком. Нет. Она покраснела, запыхтела, вскочила со своего места и вылетела из класса, как фурия. Все ее вещи остались в классе. Мария Викторовна проводила ее изумленным взглядом, как и все мы, но, разумеется, за ней не побежала.
Следующие четыре дня Дина в школе не появлялась. Мы перешептывались, выдвигали разные теории на этот счет, не зная, что же на самом деле происходит. Самой правдоподобной нам тогда казалась версия, что Дина загремела в психушку. Мы торжествовали… а потом забыли о ней. И напрасно. На пятый день она как ни в чем не бывало заявилась в школу.
Класс притих тогда. Все ждали развязки. Ну, к примеру, что Мария Викторовна строго произнесет: «Коновалова, где твои родители? Немедленно вон из школы! И без родителей не появляйся!»
Но она не произнесла. Она вообще вела себя так, словно Дина все эти дни присутствовала на уроках. Более того, будто не было тогда того истеричного ухода из класса. И будто не в ранце у Дины нашли классный журнал.
Читать дальше