Ива Максимова: Совы и Демоны

– Ты что, не спал всю ночь? – спросил отец за завтраком, – Часовые пояса?

– Наверное, – Рома почесал переносицу и широко зевнул, – Такая… ерунда привиделась. Ну и библиотека у Илюхи, кстати.

– Что, книжек начитался на ночь?.. Ничего, бывает, – мужчина отпил апельсинового сока из стакана.

– Очень хорошо, что Рома читает, – вмешалась сидевшая тут же темноволосая женщина в платье в горошек. Она держала в одной руке книгу, заложив страницу пальцем.

– Может, есть что-нибудь от головы? Какие-нибудь таблетки? – не обращая на неё внимания, спросил Рома.

– Ты же знаешь мою позицию. Если можно обойтись без лекарств, то лучше обойтись без лекарств. Пройдись, что ли, воздухом подыши, холодной водичкой умойся. Помогает! А потом поспи. Ты же всё-таки отдыхать приехал.

– А я думал – с тобой увидеться.

– А какая здесь природа! Ты в своём Пскове такого не видел. Тайга, горы дикие, реки! Пацаны вернутся – в поход пойдём все вместе.

Рома, избегая отцовского взгляда, спросил:

– Слушай, ты знаешь такой населённый пункт – Хыс? Где это находится?

– Это? Что-то слышал. Далековато, в другую сторону от Накабы ехать. А что? У тебя там знакомые? В поезде с кем-то познакомился?

Рома опустил глаза.

– Да так, с парнем одним разговорился. Хороший парень.

– Понятно. Ну, пойду я в свой огород.

Мужчина поднялся, потряс плечами, разминаясь, и бодрой пружинистой походкой направился к сеням. Головой он едва не задевал притолоку.

– Так ты не пренебрегай, прогуляйся, зарядочку сделай. В училище-то у вас, наверно, строго с этим? С физподготовкой.

– В университете.

– А. Да. В университете, – его голос послышался уже из сеней. Хлопнула передняя дверь.

– Хороший парень, говоришь? – улыбнулась женщина, сидевшая напротив.

– Ну… да, Екатерина Андреевна.

– Сколько раз уже говорить, называй меня тётей Катей. Ну не смущайся так, дело молодое, сама знаю, – несмотря на тихий голос, все её слова звучали чётко.

Рома поскрёб подбородок, на котором торчало несколько коротких тонких волосков. Солнце светило ему в лицо, и он прикрывал ладонью глаза.

– Так ты у этой девушки взял какие-нибудь координаты? Телефон там. Или как это вы сейчас делаете? Илюша постоянно общается в этом, как его..

– «ВКонтакте», – подсказал Рома.

– Да-да, верно. Ну так как? Обменялись контактами? Или ты настолько обо всём забыл, что и не спросил?

– Может быть, – ответил юноша и уставился в кружку с чаем.

– Что же, – улыбнулась ему тётя Катя. И ничего больше не сказала.

В спальне братьев Рома переоделся в спортивную одежду, достал из сумки кроссовки на рельефной подошве, жёлтые с чёрными полосками, повесил их себе на шею, вставил наушники в телефон и положил его в карман. Кроссовки болтались на шнурках, подпрыгивая на груди, пока он пересекал коридор и столовую.

В плейлисте, поставленном на случайное воспроизведение, выскочила песня.

John Cooper Clarke – Evidently Chickentown

Палец завис над кнопкой «next». Рома посмотрел на экран ещё раз и спрятал телефон в нагрудный карман, засунув наушники в слуховые проходы. Он крепко зашнуровал кроссовки и вышел за ворота.

Дом стоял на широкой дороге, у самой окраины посёлка. Влево уходили бесконечные зелёные поля – они казались огромным мягким ковром, раскинувшимся под бледным небом. Вправо выстроились маленькие домики.

Рома трусцой побежал к центру посёлка. Деревянные дома за цветными палисадниками сменились длинными двухэтажными зданиями из оранжевого кирпича. Здесь и там, в тени деревьев, в канавах, а то и посреди дороги расположились рыжие и коричневые безрогие коровы с изъеденными глазами; они жевали, широко раздвигая мощные челюсти, и помахивали измазанными говном хвостами. За бегуном стелилась желтоватая пыль, и маленькая собачка устремилась за ним, бешено лая на ядовито-жёлтые кроссовки; меньше чем через минуту она отстала. Начались серые дома, четырёх- и пятиэтажные, на их фасадах узором из красных кирпичей были выложены слова «Слава КПСС» и «50 лет Октября». В заброшенном скверике к постаменту кто-то прислонил часть бывшего памятника – верхнюю часть человеческого тела. Бронзовую усатую голову с жидкой бородкой венчала бронзовая кепка, а взметнувшаяся над головой рука указывала туда, куда никто не мог заглянуть. Под ногой юноши что-то чавкнуло, и, опустив взгляд, он обнаружил, что наступил в зеленовато-коричневую коровью лепёшку.

Когда он, вернувшись, отворял калитку, навстречу ему попался отец. Одетый в резиновые сапоги и грязную полотняную куртку, в выгоревшей панамке на густых волосах с проседью, он нёс алюминиевое ведро. Из ведра свешивалась ботва, стебли и листья задевали забор при каждом шаге, при каждом взмахе руки.