Оксана Гаврилова: Розовый иней. Избранное

Заглянула, но оторваться уже не смогла, так и просидела два часа подряд. И комната теперь стала казаться не только вполне сносной, но уютной и мало уступающей номеру дорогой гостиницы. Она давно согрелась, тело перестало ныть от усталости, вернулось прежнее веселье. Она даже дерзнула порезвиться, но вспомнила, что не одна: хозяйка за стеной; наверное, читает газету. Но газету никто не читал. Она прислушалась: из-за стены доносился храп. Девушка отложила книгу, сознание снова вернуло ее в тот парк, к тому незнакомцу. Задумчивость и отрешенность молодого человека заставили девушку остановиться в тот момент, когда она только что вступила в новую жизнь. Помятость и бутылка пива встряхнули девичье воображение. Видимо, зол город. Не от доброй жизни ломаются люди, не от доброй – спешат забыться, напившись до беспамятства…

Темнело быстро. Пошел дождь. А мужчина продолжал сидеть на лавочке, съежившись от сырости и холода. Иногда поднимал глаза к небу и смотрел на звезды, видимо, не торопясь никуда идти. Наверное, хотелось побыть одному и подумать. Хмель не лишал его рассудка окончательно, а значит, и от страданий, порожденных сознанием, не избавлял. А может быть, ему просто некуда было идти? Неверная догадка. Почему же некуда? У него был свой дом, точнее – квартира, и жена уже укладывала их малыша в теплую постель. А он сидел здесь и мерз, пил пиво и небо.

Однажды любому из нас можем стать невыносимо от осознания бесцельности существования, от бесполезно растраченных мыслей, времени и пространства, а этот, сотканный из нервов и людей, город, перелистывая час за часом, как ни в чем не бывало, включая и отключая звезды день ото дня, нас не поймет. Обидно.

И мы побредем, не зная куда, надолго ли, спасет ли это нас, лишь потому, что ничего другого не останется. Лишь для того, чтобы не стать деревом в городском парке. Возьмем с собой бутылку, или две, или больше хорошего пива, запасемся порцией, другой чистейшего мата на всякий случай, чтобы никто не отважился нарушить наше одиночество, и…

Нет, мы не пропащие люди. Просто с рождения Бог наделил нас особой чувствительностью и собачьим нюхом, чем-то вроде дара ясновидения что ли, способностью проникать в иные материи и миры, может быть, даже талантом…

Девушка остановилась потому, что в захмелевшем и помятом мужчине распознала не просто помятого и захмелевшего мужчину, но Поэта, раненного в сердце стрелой Амура и навсегда сохранившего эту боль, острую и неутолимую, Поэта, жаждущего и не насытившегося, Поэта, который, если его спросить, почему так скучает, ответит однозначно, сухо, но лаконично: «X… знает, почему». Но ведь вы и не ожидали чего-то большего! Эх, город, город, что ты с нами делаешь?

Реки слез и тонны пессимизма… Город плодил отчаянных и безнадежных – вот, что он делал. А так не хотелось скучать, становиться еще одним нытиком, биться головой об стену, но и метать бисер тоже не хотелось. Не переделаешь за один день то, что создавалось годами, не утрешь нос всем сопливым, как бы ты этого ни желал, сколько бы ни ломал копий, не спасешь то, что практически погибло. И вот ты один на один с мрачным городом, слоняясь по ночным его улицам, смотришь звездам в глаза, игнорируя светофор и прохожих, потому что на всех наплевать.

А однажды так же бесцельно бредя, может быть, ты все-таки повстречаешь ту юную незнакомку, которая попытается тебя понять и помочь тебе. Тогда, сбросив с нее одежду, ты поспешно разденешься сам, будешь ласкать ее бесстыдно и грубо. Она ощутит твое дыхание у себя на груди, затем ниже, вскрикнет от боли, пронзившей тело насквозь, а ты на мгновение вспомнишь, что она не кукла, и назовешь ее своей девочкой, умницей, крошкой и, удовлетворенный, забудешься в страстных объятьях, уже тихий, ручной, ее. «Спи, бедненький, спи. Бог с нами». И она тоже уснет, мешая миф и реальность. Лишь раскрытая книга до утра пролежит под кроватью…

Ночь прошла быстро. Девушка разделась, аккуратно сложив белье на табуретке, и вошла в душ. Это было необходимо сделать, чтобы проснуться окончательно. Позевывая и что-то припоминая, она включила кран. Струи нежно ласкали тело, пена мягко спускалась в ноги. Пульс участился, ритмичней забилось сердце. Она весело смеялась, играя брызгами, как малый ребенок. Выключив кран, ловко стянула махровое полотенце с батареи и выпорхнула из душевой.

Первый снег тонко покрывал землю. Девушка увидела это, подбежав к окну. Немедленно открыла форточку. Свежий воздух ворвался в комнату, она поежилась, но, отбросив полотенце, скоро надела майку и шорты, принялась за гимнастику. В университете давно уже начались занятия, но это мало ее волновало. Она знала, что учитель простит, а ей иногда нужно позаботиться и о себе.